Жильбер Синуэ - Порфира и олива Страница 69

Чем же это он оскорбил богов, за что они подвергают его такому испытанию?

Он подумал, что догадывается, в чем объяснение этой диковинной просьбы: каприз развратницы, которая на самом деле ищет новое орудие наслаждения, чтобы удовлетворить ненасытную похоть. Наверняка встретила Калликста где-нибудь, даже, может быть, в самый вечер пира, и раб ей приглянулся. В этом, увы, нет ничего необычного. Патрицианки часто позволяют себе прихоти такого сорта. Если его догадка верна, то никакая сила не заставит фаворитку отказаться от своего намерения. Что до него, Карпофора, если он держится за свое место префекта анноны, в его интересах уступить.

— Все, что тебе угодно, будет исполнено, — обронил он, пытаясь скрыть, как ему безмерно горько. — Я сейчас же велю позвать его.

— Нет, это ни к чему. Пусть его приведут ко мне во дворец завтра в первом часу.

Закусив губу, Карпофор кивнул. А она уже встала. Он проводил ее до носилок, рассыпаясь в вымученных любезностях. Но лишь только остался один, в полный голос разразился проклятиями, понося всех течных самок Империи.

Раскинувшись в носилках, уплывавших все дальше от имения Карпофора, Марсия блаженно улыбалась. Благодаря этой хитрости она сможет увидеть его. Наконец-то у нее появится возможность все объяснить, она доверится ему, признается в том, что камнем легло на сердце со дня трагической гибели Флавии. Пусть он знает. Пусть поймет, что она только и думает, что о нем, о них, что сон покинул ее и она не в силах обрести успокоение. Завтра...

Положив перо рядом с исписанным пергаментом, Калликст удовлетворенно смотрел на столбик цифр. С тех пор как они договорились с Марком, он времени даром не терял.

Кредитная контора Остийской заставы, принадлежавшая его господину, пользовалась великолепной репутацией. Многие похоронные коллегии, благотворительные организации и даже христианские общины хранили там свои вклады. За несколько недель ему удалось благодаря искусным подтасовкам в ведомостях перевести большую часть средств этой конторы на свой личный счет, открытый в Александрии. Сверх того он договорился с Римской синагогой, которая ему гарантировала, что долг еврейской общины будет полностью выплачен к августовским нонам при условии, что установленные контрактом проценты с этого долга будут существенно урезаны. Последний день месяца настал, и обещание было исполнено. Калликст только что с наслаждением завершил перевод этой новой суммы, приумножившей его предыдущую добычу.

Теперь в Александрии его ждали три с лишним миллиона сестерциев. С лихвой хватит, чтобы расплатиться с канальей Марком и зажить в свое удовольствие.

Как и предполагалось, Карпофор уведомил его, что «Изида» поднимет якорь на следующий день после ид. До сих пор все кусочки задуманной им мозаики складывались лучше, чем он мог рассчитывать. Он словно воочию видел это путешествие на Фарос, так красочно описанное капитаном, и теперь оно становилось все ближе. Скоро можно будет рукой дотянуться.

Он отошел от стола, отдернул занавеси двери, выходившей в парк. Его борода встопорщилась от усмешки — представил, в какое бешенство придет Карпофор, когда мошенничество откроется и придется возмещать урон в три миллиона сестерцием, между тем как дела-то идут отнюдь не блестяще. Да уж, в тот день, когда истина воссияет, обманщику лучше по Риму не бродить...

— Калликст!

К нему поспешал Елеазар. Что нужно этой твари?

— Наш господин зовет тебя. Ты нужен ему немедленно.

Калликст кивнул, сочтя бессмысленным задавать вопросы.

Между ним и сирийцем до сих пор сохранялись все те же отношения острой, хоть и скрытой вражды.

— Поверь, я первый сожалею о твоем уходе. Но пойми, я ни в чем не могу отказать этой женщине.

Калликст зажмурился, его чуть не затошнило от омерзения. Итак, все, что говорили о Марсии злые языки, подтвердилось полностью. Потаскуха без искры какого-либо человеческого чувства. Она приказала, он должен покориться. В довершение безмерного разочарования его охватило отчаяние, доводящее до головокружения. Эта женщина одним легким движением превратила в прах все его надежды вырваться на волю. Здание его замыслов, которое он возводил столько долгих часов, рассыпалось, словно горстка соломы от взмаха метлы. Он подумал о Марке, об их встрече в порту и чуть в голос не завыл.

— Вижу, как тебе не сладко, — прибавил Карпофор, тихо качая головой. — Я, знаешь, даже тронут. Ведь это доказывает, что ты был счастлив под моим кровом.

Какая чудовищная насмешка... умора, да и только... Знал бы сенатор, что за мысли мечутся в голове его раба! В какую дикую ярость он бы тотчас впал! Нет, Калликст не потерпит, чтобы все его надежды так разом рухнули. Это выше его сил.

— Я туда не пойду.

Карпофору хотелось проявить участие:

— Ну, полно, Калликст. Говорю же: я прекрасно понимаю твое огорчение, оно мне даже льстит. Но заметь: мы имеем дело, пусть косвенно, с приказом императора.

— Бесполезно мне это объяснять — я не пойду, и все.

Сенатор притворился, будто не замечает прорвавшегося наружу озлобления своего раба:

— Душевные порывы сейчас неуместны. Ты подчинишься моей воле.

И, больше не медля, обратился к Елеазару:

— Займись им. Пусть его посадят под замок. А если потребуется, и в цепи закуют. А назавтра отведи его во дворец. Если с ним приключится что-либо неладное, имей в виду: заплатишь головой.

— Ничего не опасайся, господин. Я его доставлю в целости и сохранности.

Карпофор торопливо удалился, храня непроницаемую мину и не пытаясь найти объяснение по-дурацки торжествующему оскалу, исказившему физиономию его управителя.

Глава XXIX

На фиолетовом ночном небе над кровлями еще только проступала первая голубизна ранней зари, но среди городских стен уже зарождался мощный рокот пробуждающейся столицы.

Калликст с руками, связанными за спиной, ждал во внутреннем саду дворца Августов под надзором Елеазара и печальной памяти Диомеда: управитель Карпофора и его ражий слуга бдительно стерегли фракийца слева и справа. Им было велено подождать, так как фаворитка по некоей таинственной причине по утрам иногда отсутствует. Вот они и торчали здесь неподвижно, между тем как самые разнообразные персоны так и сновали под портиком: важные сенаторы, офицеры-преторианцы, визгливые, беспечно болтающие девицы и рабы, не в пример им озабоченные и торопливые.

Время от времени кто-нибудь с любопытством поглядывал на странное трио, но подойти не рискнул никто.

Калликст, очень бледный, неотрывно смотрел на колоннаду, уходящую вдаль, сколько хватал глаз. Недалеко от него зеленела рощица тисов, подстриженных «под льва», что по преимуществу означало символ, имеющий прямое касательство к потомку Геркулеса.