Станислав Вольский - Завоеватели Страница 69

— Да, кажется, человек шестьсот или семьсот. Вы это скоро узнаете от него самого. Сеньор наместник назначил его вместо вас губернатором Куско, и скоро он явится сюда собственной персоной. А самое главное я и забыл вам сказать. Король пожаловал сеньору наместнику титул маркиза, и брат ваш будет называться теперь не сеньор Пизарро, а его сиятельство маркиз де-Альтавильяс.

Много и других новостей порассказал Педро де-Кандиа, но они не интересовали Манко. Самое главное было то, что в. Куско приезжает новый хозяин, хитрый и жестокий Эрнандо, совсем не похожий на легкомысленного Хуана. Эту важную новость нужно было как можно скорее сообщить верховному жрецу и ближайшим участникам заговора. Манко захрапел, потом громко застонал и свалился набок.

Хуан Пизарро оглянулся.

— А здорово наш херес забирает этого мальчишку! — со смехом проговорил он. — Не выдерживают они христианских напитков… Надо все-таки его убрать отсюда, а то, пожалуй, проснется и подслушает то, чего не надо.

По знаку Пизарро, четверо служителей подхватили спавшего юношу на руки и унесли в его дворец. Как только они ушли и Манко остался один, он приподнялся на кровати и тихо хлопнул в ладоши. Из соседней комнаты поспешно выбежала Оэльо.

— Беги скорее к верховному жрецу, — приказал он. — Скажи, чтобы он привел с собой двух военачальников, да и амаута пусть тоже придет сюда.

Через полчаса в неосвещенном покое инки состоялся военный совет. Манко рассказал о предстоящем прибытии Эрнандо. Пизарро и ждал, что скажут его советники.

— Старый зверь умнее молодого, — задумчиво проговорил амаута. — Он хорошо знает, что в норе нужно сторожить все выходы. Когда приедет новый начальник, сюда, пожалуй, никто не проберется.

— И он приедет не один, а со свежим отрядом, — добавил верховный жрец. — Сражаться с белыми станет тогда труднее. По-моему, нужно торопиться. Пусть наш повелитель завтра же ночью убежит из этого места. К нему быстро соберутся его воины и, может быть, успеют броситься на Куско еще до того, как сюда прибудет новый испанский вождь.

Совет верховного жреца был принят, и весь следующий день Манко провел в приготовлениях к побегу. Ночью он бежал. Но и враги его не дремали. Индейцы из племени каньярес, вступившие в союз с завоевателями и вместе с ними прибывшие в Куско, давно уже следили за инкой. Они знали о том, что к нему ночью приходят какие-то посетители, и подозревали недоброе. В день бегства, на заре, один из их лазутчиков прокрался ко дворцу Манко и стал прислушиваться. Чуткое ухо его не улавливало ни храпа, ни шорохов, ни движений спящих. Дворец казался необитаемым. Индеец стал расталкивать испанского, солдата, сторожившего у входа, но солдат был мертвецки пьян и только переваливался с боку на бок. Индеец вошел во дворец и скоро убедился, что обитатели его исчезли.

Об этом сейчас же донесли Хуану, и за беглецом послали погоню. Манко не успел еще далеко, отойти от города. Местность была ровная, кое-где пересеченная болотами и зарослями низких кустарников. Спрятаться в ней было трудно. Увидев издали всадников и сопровождавших их индейцев, Манко вместе с Оэльо поспешил укрыться в зарослях болотного камыша, но индейцы были опытны по части преследования неприятеля. По едва заметным следам, по примятой траве они быстро узнали, куда направился беглец, и через каких-нибудь полчаса уже обнаружили его убежище. Манко вернули в Куско, поселили поблизости от жилища губернатора и учредили за ним строжайший надзор. План восстания, по-видимому, рухнул.

Скоро в Куско приехал Эрнандо Пизарро и принял начальство над городом. Вопреки ожиданиям инки, он не проявлял к нему ни строгости, ни враждебности. Наоборот, он старался держать себя как друг: часто заходил в гости к инке, посылал ему испанские вина, свежие плоды и всячески старался завязать приятельские отношения с узником. Манко недаром изучал своих тюремщиков и прекрасно понимал, что все это значит. Очевидно, Эрнандо Пизарро хотел что-то от него выведать. «Наверное, белому вождю очень захотелось перуанского золота, — подумал Манко. — Оттого-то он и ластится ко мне, как старая коза к новорожденному козленку».

Подозрения Манко вскоре подтвердились. В промежутках между нравоучительными беседами и дружескими излияниями Эрнандо Пизарро начал задавать вопросы насчет увезенных жрецами сокровищ. Манко решил сыграть на этой слабой струнке. Он указал Эрнандо два-три места, где была зарыта золотая и серебряная утварь, и губернатор не замедлил воспользоваться его указаниями. Но привезенных сокровищ было мало, и они только раззадорили жадность белого вождя.

— Наверное, в горах имеется много таких же тайников и там можно найти немало таких вот вещиц, — полушутливо, полусерьезно заговорил Пизарро в один из своих визитов.

— Белый вождь мудр, как всегда, — поспешил согласиться Манко. — Хитрые жрецы, слуги дьявола, увезли туда целые горы слитков и драгоценной посуды. Я знаю путь к одному из тайников, где собраны все богатства главного храма.

— Может быть, ты укажешь дорогу туда твоему верному другу? — ласково опросил Эрнандо, кладя руку на плечо инки.

— Путь туда настолько труден, что только я один могу пробраться к тайнику, — сказал Манко. — Если бы ты отпустил меня туда с двумя солдатами, я показал бы им это место, и ты мог бы вывезти оттуда все; но нужно, чтобы об этом никто не узнал. Если жрецам расскажут об этом, они меня сейчас же отравят или убьют.

Эрнандо, суровый и беспощадный к людям, но мягкий, как воск, когда речь заходила о золоте, не смог противостоять соблазну и разрешил Манко отправиться в горы в сопровождении двух солдат. На другой же день Оэльо незаметно скрылась из дворца, а еще через день Манко направился в горы с двумя своими спутниками. Из этой экспедиции ни Манко, ни солдаты не вернулись.

Вскоре горы запестрели вооруженными перуанскими отрядами. Отряды росли, сливались в многочисленные полчища. Облако сгущалось в грозовую тучу. В начале февраля 1536 года началась осада Куско, длившаяся больше года.

Воины инков. Роспись древнего сосуда.

Это было самое трудное время для испанских завоевателей. Под руководством способного Манко перуанские войска сразу изменили свое поведение. Они уже не питали ужаса к чужеземцам, перестали бояться лошадей, крепко держали военный строй и с невиданным дотоле мужеством дрались за каждую пядь земли. Вылазки испанцев успешно отбивались, а потери, производимые в рядах осаждающих закованной в броню конницей, пополнялись все новыми и новыми подкреплениями. Осажденные уверяли, что у Манко собралось больше ста тысяч войска. Вероятно, эта цифра втрое превышала действительную величину перуанской армии, но все же на стороне осаждающих был огромный численный перевес. Полчищам Манко испанцы могли противопоставить только две-три сотни белых солдат и одну тысячу союзников-индейцев, не пригодных для больших сражений.