Побег стрелка Шарпа (Спасение стрелка Шарпа) - Бернард Корнуэлл Страница 69

– Ненавижу врачей.

– Ну вот, – повернувшись к Саре, заметил Виченте, – то он ненавидит стряпчих, теперь врачей. Интересно, ему хоть кто-то нравится?

– Женщины, – ответил Шарп. – Мне нравятся женщины.

Оглядывая сверху город, слыша крики и разрозненные выстрелы, он понимал, что они означают: дисциплина у французов падает. Отданная во власть похоти, ненависти и огня, Коимбра погрузилась в хаос. Три столба клубящегося дыма уже поднимались с ближайших улиц, заволакивая чистое утреннее небо, и Шарп не сомневался, что за ними последуют другие.

– Жгут дома. Пора и нам за работу. – Он наклонился, подобрал немного голубиного помета и запихнул по комочку в каждое дуло семистволки. – Забей получше, Пэт. – Помет должен был заменить пыжи и не дать пулям выкатиться при стрельбе вниз, а его план предусматривал именно такой вариант. – Здесь во многих домах есть комнаты для студентов?

– Во многих, – кивнул Виченте.

– Например, в том? – Шарп указал на соседнюю крышу. – И комнаты тянутся на весь чердак?

– Конечно. У нас это обычное дело. Такое жилье называется republicas; иногда оно занимает целые дома, иногда только часть. В каждом свое управление. Каждый проживающий имеет право голоса, и в мое время…

– Ладно, Хорхе, расскажешь об этом как-нибудь потом, – перебил его Шарп. – Надеюсь, дома напротив склада тоже republica. – Надо было проверить раньше, но тогда он об этом не подумал. – Нам сейчас нужно раздобыть форму.

– Форму?

– Да, форму лягушатников. А уж потом и сами присоединимся к карнавалу. Как ты себя чувствуешь?

– Не очень. Слабость…

– Отдохни немного, пока мы с Пэтом сходим за одеждой.

Пройдя по водостоку, они пролезли через открытое окно на пустой чердак.

– Ребра болят, черт бы их побрал, – пожаловался Шарп, с трудом выпрямляясь.

– А вы их перевязали, сэр? Пока не перевяжете, легче не станет.

– Не хотел навещать ангела смерти, – проворчал Шарп.

Ангелом смерти в полку называли врача-шотландца, чья помощь приравнивалась к отпущению грехов.

– Я вас сам перевяжу, когда будет свободная минутка, – сказал Харпер.

Подойдя к двери, он прислушался к доносящимся из-за нее голосам. Вместе, стараясь не шуметь, они спустились по ступенькам. На следующем этаже закричала девушка. И тут же смолкла, как будто ее ударили. Потом вскрикнула снова. Харпер ступил на площадку и двинулся к двери, за которой шумели.

– Без крови, – шепотом предупредил его Шарп. Мундир со свежей кровью мог привлечь к ним ненужное внимание. – Сделаем все быстро и без соплей, как тебе нравится.

Проскользнув мимо ирландца, Шарп толкнул дверь плечом, но не остановился, а сразу прошел вглубь комнаты. Французов было трое; двое держали девушку на полу, а третий, без мундира и со спущенными подштанниками, опускался на колени, когда Шарп ударил его прикладом в затылок. Удар был сильный и жестокий, и француз, не издав ни звука, завалился вперед, лицом на голый живот девушки. Решив, что этот на время выбыл из схватки, Шарп тем же прикладом врезал второму в скулу. Что-то хрустнуло, а челюсть заметно сдвинулась в сторону. Видя, что третьим занялся Харпер, он прикончил второго еще одним ударом по основанию черепа. Первый, успевший каким-то чудом прийти в себя раньше времени, схватил его за ноги. Французу мешали спущенные штаны, тем не менее он попытался свалить противника и успокоился, лишь когда Харпер огрел его прикладом семистволки.

Девушка, наблюдавшая за всем происходящим широко открытыми от ужаса глазами, вскрикнула, когда Харпер поднял ее одежду, но сержант поднес к губам палец, и она умолкла. Ирландец протянул ей одежду и улыбнулся:

– Одевайся, милая.

– Ingles? – спросила она, натягивая через голову разорванное платье.

Харпер скорчил гримасу:

– Я ирландец, дорогуша.

– Ради бога, хватит амуры разводить, – нахмурился Шарп. – Бегом наверх и приведи тех двоих.

– Слушаюсь, сэр.

Харпер двинулся к двери, и девушка, видя, что он уходит, испуганно вскрикнула. Сержант обернулся, улыбнулся ей, и девушка, захватив остальную одежду, последовала за ним. Шарп остался наедине с французами. Один, самый здоровый из троицы, уже подавал признаки жизни, тряся головой и шаря заскорузлыми пальцами по полу, и Шарп прикончил беднягу, вогнав штык ему между ребрами. Крови почти не было. Француз дернулся, открыл глаза, посмотрел на Шарпа, потом в горле у него забулькало, и он уронил голову и затих.

Двое других, совсем еще мальчишки, оставались без сознания. Тот, которому Шарп сломал челюсть, похоже, умирал. Лицо у него было бледное, почти белое, из уха вытекала тонкая струйка крови, и, когда капитан стал стаскивать с него одежду, никаких признаков жизни он не подал. Второй, тот, что пострадал от Харпера, замычал, и его пришлось успокоить добрым тумаком. Потом Шарп сбросил свой мундир и натянул голубой. Мундир пришелся впору. Застегивался он на одну сторону и заканчивался спереди непривычно высоко, у пояса, хотя сзади болтались еще две фалды. Белые отвороты на фалдах украшали красные пылающие гранаты, указывавшие на то, что хозяин мундира служил в гренадерской роте. Высокий воротник и эполеты были красные. Натянул Шарп и белый солдатский ремень, с которого свисал штык. От белых лосин он отказался. Шарп уже носил рейтузы французского офицера-кавалериста, и, хотя смешанная форма выглядела необычно, мало кто из солдат после нескольких недель боевой кампании мог похвастать полным соблюдением армейского регламента. Свой ремень он спрятал под фалды, зная, что рискует, поскольку рядовому сабля не полагалась, но надеясь, что ее примут за трофей. Винтовка за плечом могла сойти за мушкет. Вывернув содержимое кожаного ранца, Шарп запихнул в него свои мундир и кивер и натянул кивер француза – красно-черный, украшенный спереди металлической табличкой с орлом и цифрой 19, указывавшей на принадлежность солдата к 19-му пехотному полку. Крышку висевшей на ремне под штыком патронной сумки украшал значок с изображением гранаты.

Вернувшийся Харпер на секунду остолбенел, увидев капитана в неприятельской форме, а потом