Великий океан - Иван Фёдорович Кратт Страница 69

Как и в первый раз, Резанов сидел на широком диване, покрытом вышивками девушек-индианок. Такие же коврики и ковры устилали мебель и каменный пол. На столе в глиняном кувшине стояли цветы, на подносе — несколько разнокалиберных бокалов с виноградным соком.

Резанов нанес сегодня неофициальный визит семье коменданта. Он не взял с собой никого из офицеров, словно случайно оказался на берегу. Его беспокоило отсутствие вестей из Монтерея, откуда гонец мог уже вернуться дважды, тревожила задержка самого коменданта. Может быть, в президии есть какие-либо новости и он сможет хотя бы по настроению догадаться о происходящем.

Встреченный с прежним почетом и видя, что здесь ничего не изменилось, он скрыл свои заботы и постарался быть простым и приятным гостем. Щурясь на огонь свечей серыми живыми глазами, курчавоголовый, одетый не в парадный мундир, а в просторный темный фрак, он увлекательно рассказывал о своем недавнем посещении Японии. Неудавшаяся миссия мучила его основательно, не утешало и то, что посольства других стран добились еще меньших результатов, но он старался говорить о ней шутливо. Рассказал о том, как впервые на корабле «Надежда» они подошли к таинственным берегам Ниппон, как сразу же их окружили тяжелые с тростниковыми парусами лодки, затем появилось большое гребное судно, расцвеченное бумажными фонариками. На этом судне ехали посланцы губернатора и переводчики. Синее вечернее небо, разноцветные огни фонариков, отражавшиеся в темной воде залива, невиданные одежды и церемониал — все это было похоже на странный сон...

Донья Игнасия и Луис не сводили с Резанова глаз. Донья Игнасия перестала даже следить за домоуправителем, бесшумно появлявшимся, чтобы снять нагар со свечей. Луис не заметил, что погасла сигарета. Одна Конча слушала, слегка опустив голову, складывая и распуская веер на узких, плотно обтянутых бархатом коленях. Она была в том же парадном темном платье, в котором впервые встретила Резанова, и то же белое кружево высокого воротника оттеняло смуглый овал ее лица.

Она сидела бледная, с сильно бьющимся сердцем, и даже не улыбнулась, когда Резанов рассказал о том, как японские переводчики, взойдя на «Надежду», приветствовали командира корабля, приседая и держась за колени. Все эти дни с первого появления русских она не могла найти покоя. Новый, загадочный мир открывался перед нею, и Резанов был из этого мира...

Так же, не поднимая глаз, выслушала рассказ о японском обычае передачи подарков императору. Все, что предназначалось ему, должно было переноситься в столицу на руках. Однажды китайский император подарил живого слона. Его тащили из Нагасаки в Иеддо на специальных носилках тысячи поселян. Только один раз она нахмурила брови и неподдельно была возмущена, узнав, что японские власти первое время даже не пустили посольство на берег и с трудом разрешили заболевшему Резанову совершать небольшие прогулки. Они отгородили для этого маленький клочок земли, поставили бамбуковую беседку, окружили ее караулом.

Потом Резанов рассказал о бесчисленных переговорах и наконец о посещении дворца. Но об ответе японского правительства, уклонившегося от переговоров, он умолчал. Здесь уже начинались государственные дела.

Он стал расспрашивать донью Игнасию о детях, просил Луиса выучить его испанскому языку.

— Это сделает Конча, сеньор Резанов, — гордясь сестрой, сказал Луис почтительно. — Она знает староиспанский, она все книги по два раза прочитала в миссии.

Луис был очень польщен, что Резанов запросто приехал к ним в гости, и пропустил даже время проверки караулов.

— Вы приезжайте к нам каждый день. Она вас научит.

— Луис! — не выдержала девушка. Она поднялась, затем, пересилив себя, села на место. Резанов заметил, как пылали ее щеки.

— Мои дети очень любят старую родину, хотя никто из них ее не видел, — сказала донья Игнасия.

Пожилая сеньора давно уж порывалась рассказать гостю свою родословную. Она заговорила о Кастилье, откуда после смерти родных дядя привез ее сюда молодой девушкой, о дедовском доме среди оливковых рощ, о первом причастии в семейной церкви Морага. Крошечная капелла превратилась у нее в настоящую церковь, обедневшие деревенские дворяне — в старинный знатный род.

— Мне очень понравилось у вас, — сказал Резанов, когда Конча вышла проводить его до ограды сада: донья Игнасия боялась сырости, и Луису волей-неволей пришлось идти проверить караулы. — У вас дружная семья, и вы счастливо живете...

Резанов говорил почти искренне. Сегодняшний вечер хоть на несколько часов оторвал его от хлопотливой действительности. Даже сейчас, только выйдя в сад, он подумал о том, что на корабле с нетерпением ждут его возвращения, что Давыдов и Хвостов молча курят в кают-компании...

Конча не ответила. Яркая луна стояла над садом, и при ее свете Резанов разглядел на лбу своей собеседницы небольшую складку. Словно девушка о чем-то упорно думала.

Резанов впервые остался с ней наедине. И, к своему удивлению, почувствовал, что пустой разговор продолжать не может. Девушка ему нравилась своей серьезностью, смелым и решительным характером, и ему не хотелось говорить ничего не значащие слова. Он молча шел рядом со своей спутницей.

Кругом было тихо; неподвижно, как вылепленные, свисали над дорожкой черные ветки яблонь с белыми пышными цветами, серебрились в траве маргаритки. Тень от гигантского дуба, покрытого первой листвой, резко выделялась на поляне. Запахи яблонь и роз и еще каких-то цветов и трав наполняли сад.

— Вы очень любите вашу страну? — неожиданно останавливаясь посреди дорожки, спросила Конча.

— Люблю. — Почти не удивленный, Резанов тоже остановился.

— Вы так хорошо говорили о ней... Я тоже хотела бы увидеть все!

— А разве Калифорния не прекрасна?

— О да! Здесь много солнца, скота и хлеба... Я родилась здесь, нигде не бывала, здесь и умру...

— Вы хотели бы увидеть Европу — Мадрид, Петербург? — Резанов был поражен горечью, с какой она произнесла последние слова.

— Я отдала бы всю жизнь!

Она отошла к кусту, сорвала розу. Некоторое время молча ощипывала лепестки.

— Я знаю, сеньор Резанов, вы приехали сюда, чтобы начать торговлю, и что вы хотите скорее уехать. Я помогала Луису переписывать письма... Только вы совсем не знаете наших людей. Может быть, это нехорошо, но я думала сказать вам... Они никогда не нарушат законы и не будут торговать с вами. Им все равно, что ваши люди умирают от голода... Мой отец очень добрый, но закон для него — как библия. Он не спросит, зачем пишут такие законы...

Она уколола ладонь шипом