Кто свергал Николая II и рушил империю? - Валерий Евгеньевич Шамбаров Страница 69

А Временное правительство вместо наведения порядка первым делом провозгласило «свободы» — слова, печати, собраний, партий и др. Правда, все эти свободы Россия уже имела, они были дарованы Манифестом государя 17 октября 1905 г. Но теперь подразумевалось, что они были как бы неполными, и гражданам предоставлялись еще большие свободы, по сути неограниченные. Погромы и убийства не только не наказывались, а признавались оправданными.

Унтер-офицера Кирпичникова, первым выстрелившего в офицера и положившего начало бесчинствам в Петрограде, князь Львов лично наградил крестом. Анархические гнезда в Кронштадте и Гельсингфорсе никто не трогал, им предоставляли жить, как вздумается. Зато правительство одним махом смело всю систему царской администрации и правоохранительных органов — полицию, жандармерию. Места профессиональных чиновников в городах, губерниях, уездах заняли выборные демагоги провинциального уровня, ничего толком не умеющие. Вместо полиции создавалась «народная милиция», куда набирали всех желающих: дезертиров, люмпенов, революционеров.

Стали возникать и новые центры власти. В 1914 г. в связи с военным положением действие конституции в Финляндии было приостановлено, сейм (парламент) распущен. Сейчас он собрался снова, взял курс на отделение от России. А в Киеве наряду с Советом рабочих и крестьянских депутатов возник еще один. В клубе «Родина» собралось около 100 националистов. Их никто не избирал, они никого не представляли, но постановили создать орган для «единения национальных сил», Центральную Раду (по-украински — «совет»).

Председателем заочно избрали профессора Грушевского. Того самого, который пытался в 1914 г. наладить вербовку добровольцев для австрийской армии, в «Легион сичевых стрельцов». Наказали его необыкновенно мягко, сослали в Симбирск, да и то вся общественность, ученые, ринулись просить за него, и перевели в Москву. Но теперь его встретили как «мученика». Большинство в Раде составили украинские эсеры. Приняли декларацию о поддержке Временного правительства, но выдвинули требования автономии Украины — а связь с Россией пусть остается на принципах федерации. Кстати, немаловажная особенность: если в Петрограде масоны регулировали состав правительства, протискивали своих ставленников, то костяк украинских сепаратистов сплошь составили масоны — Грушевский, Винниченко, Петлюра, Скоропадский и др.

А принципы лжи, обеспечившие победу революции, работали и дальше. Снова подтверждалось, что истинный вес в кругу заговорщиков далеко не всегда соответствовал их видимому положению и даже вкладу в революцию. Некоторые фигуры до сих пор выглядели ключевыми, но теперь оказались отработанными, ненужными. В первую очередь это касалось Родзянко. Он остался председателем Думы. Но ведь Дума больше не созывалась. Объяснялось, что она избиралась на основе царских законов и не соответствует уровню «свободного» государства. А новый парламент будет создан Учредительным Собранием. Родзянко очутился «за бортом».

Указ Николая II о назначении Верховным Главнокомандующим великого князя Николая Николаевича даже не был опубликован. Глава заговора в великосветской среде успел только доехать до Ставки и получил от Львова предписание, что принимать командование ему нецелесообразно. Он понял намек и беспрекословно подал в отставку. Рузский, очевидно, рассчитывал на повышение за свои заслуги. Но и он уже 11 марта был уволен. Откровенные предатели никому не требовались.

Одни фигуры сходили со сцены, а выдвигались другие. Керенский получил портфель министра юстиции. В данном качестве он инициировал официальное восстановление конституции Финляндии, признание независимости Польши. Осуществил крутую чистку судебных органов и прокуратуры, поувольняв всех, кого счел «реакционными». Провел общую амнистию всех политических преступников, а заодно и уголовных. Результат стал бедственным. На свободу вышло 90 тыс. бандитов и воров. Хиленькая «народная милиция» не справлялась с ними. Например, в Москве за весну 1916 г. было зарегистрировано 3618 преступлений, а за весну 1917 г. — более 20 тыс. Причем в революционном развале рагистрировались далеко не все.

Но объяснять широкую амнистию идеализмом и чрезмерным гуманизмом Керенского у нас нет оснований. Еще в ходе революции он в Петроградском Совете возглавил операции по арестам министров, полицейских чинов. А едва получив министерское кресло, он почему-то поспешил развернуть настоящую войну против… Распутина. Именно Керенский, а не царь, немедленно прекратил дело об убийстве Григория Ефимовича. Но и мертвого не оставил в покое.

Всего через два дня после мнимого «отречения» государя Александр Федорович с какой-то стати озаботился, что «в святцах появится еще один святой и к месту погребения потянутся богомольцы». Отдал приказ: «Труп Распутина нужно во что бы то ни стало тихо, без шума, найти и уничтожить». Могилу на месте недостроенной часовни св. Серафима Саровского, где царская семья и их близкие упокоили старца, разорили. Наметили сжечь тело в паровом котле в Политехническом институте. Но по дороге сломалась машина. Тогда сопровождавший отряд из комиссара Купчинского, двух офицеров и нескольких студентов соорудил большой костер в лесу возле деревень Лесное и Пискаревка. Тело Григория Ефимовича облили бензином и сожгли. Между прочим, даже уничтожение мощей святого мученика оказалось пророческим — на этом месте в годы блокады Ленинграда раскинется самое большое и самое трагическое кладбище города, Пискаревское.

Ну а Керенский в марте 1917 г. создал Чрезвычайную следственную комиссию по расследованию злоупотреблений бывших министров и других должностных лиц [11]. Задача ей ставилась четкая — во что бы то ни стало доказать измену царя, императрицы и подтвердить грязные сплетни в адрес Григория Ефимовича. Мы уже отмечали, что комиссия искала очень широко, глубоко, интенсивно. Но все обвинения рассыпались в прах. Не удалось найти не то что доказательств, а ни малейших зацепок. Например, в числе арестованных оказалась Анна Вырубова. Ее-то вся общественность признавала однозначной любовницей Распутина. Больную женщину, инвалида, держали в Петропавловской крепости, допрашивали. Комиссия не постеснялась подвергнуть ее даже медицинскому обследованию, которое вдруг установило, что она… девственица [61].

Впрочем, хоть комиссия и маркировалась «для расследования злоупотреблений», но в ее действиях о законности говорить было трудно. Вина банкира Рубинштйна была уже доказана на суде, всколыхнувшем шум о его мнимых связях с Распутиным. Рубинштейна приговорили к ссылке под бурный восторг общественности. Но вот его-то освободили. Прокурор Завадский вспоминал, что увидел его, когда банкир завтракал вместе со следователями и членами комиссии, он был приглашен уже в качестве свидетеля, давать показания против… генерала Батюшина. В итоге спекулянт-изменник уехал в Стокгольм, где продолжил дела со своим партнером Ашбергом. А в тюрьму попали Батюшин и его контрразведчики, докопавшиеся до подрывной работы банкиров, промышленников (и Гучкова, как мы помним).

Причем судьба тех, кто был арестован Временным правительством, тоже оказалась различной. Некоторые, как министр финансов Барк, сразу вышли на свободу. А других, как Батюшина, начальника Охранного отделения Глобачева, контрразведчика Комиссарова (успешно работавшего в 1905 г. против англичан), вообще не выпустили.