Ефим Лехерзак - Москва-Лондон Страница 7

— Послушай, приятель, — обратился к нему пленник, сбрасывая с себя тяжелый, насквозь промокший плащ и оставаясь в истерзанных остатках своей одежды, — где мы находимся?

— Здесь, тысяча чертей! — мрачно отрезал великан, рассматривая у свечи пальцы правой руки.

— Гммм… Я так и думал, что не там… А кто хозяин этой «хижины»?

— Он.

— Превосходно, сэр! А она кто?

— Леди капитан.

— А имя ей от рождения дано, не знаешь?

— Угу.

— Вот теперь мне все понятно. Впрочем, последний вопрос: тебя когда-нибудь учили вежливости, приятель?

Крошка Боб почти вплотную подошел к пленнику и яростно бросил ему в лицо:

— Уж не ты ли будешь учить меня вежливости, слизь морская?

Одно мгновение потребовалось капитану, чтобы со всей силы ударить ногой в тяжеленном мокром сапоге в нижнюю часть живота Боба. Тот со-

гнулся, хрипя что-то нечленораздельное, но еще один мощный удар в пах

и другой — кулаками по затылку — отбросили Боба к стене. Всей своей

тяжестью он обрушился на беленый камень, заливаясь кровью и скрежеща зубами.

Капитан подскочил к сопернику и с такой яростью стал бить несчастного ногами в живот, а потом в голову, лицо — куда попало, — словно намеревался превратить этого громилу в бесформенную кучу ломаных костей

и окровавленного мяса…

Когда силы изменили пленнику, он начал просто топтать бездыханное, лежащее в собственной крови тело Крошки Боба…

— Это… тебе… дохлая крыса… подонок… — задыхаясь от ярости, хрипел капитан. — Я выучу тебя вежливости, дохлятина…

Свалившись с тела Боба в лужу крови, он тяжело поднялся, вытер руки об одежду своего поверженного врага и тяжело опустился на скамью у противоположного края стены. Капитан откинул голову назад и закрыл глаза. Вдруг, повинуясь своим мыслям, он ухмыльнулся, снял с себя сапоги и носки, дарованные ему в шлюпке, и вновь принялся за Крошку Боба, не подававшего никаких признаков жизни. Он стал грубо заталкивать туда большие, мокрые и грязные шерстяные носки бедолаги Кинга…

— Это тебе, конечно, не дохлая крыса, — рычал он вне себя от ненави-сти, — но тоже еда подходящая… напоследок… Давись, куча дерьма!..

Покончив с этим делом, капитан швырнул сапоги в совершенно обезображенное, до неузнаваемости разбитое лицо Боба и вновь сел на скамью, взгромоздив босые ноги на большой дубовый стол. Тяжело, с присвистом, вздохнул, сложил окровавленные руки на груди и закрыл глаза…

В голове его не было сейчас ни единой мысли. Сердце неуемно стучало с такой силой, будто собиралось пробить ребра и выскочить наружу. Знобило… Подташнивало…

— Ах, святая Мадонна!.. — услышал вдруг капитан отчаянный женский вскрик. — Что… что… это?..

Пленник открыл только один глаз и увидел в двери высокую пожилую женщину с полным ужаса взором, закрывавшую рот обеими руками.

Он снова сомкнул глаз и тихо проговорил:

— Разве вы не видите эту кучу дерьма? Я бы на вашем месте позаботился об ее уборке…

— О боже!.. Но ку… куда… куда же его… такого?.. — совершенно растерялась служанка, пришедшая, вероятно, привести в порядок туалет капитана.

— Как это куда? — насмешливо говорил он с закрытыми глазами. — Разве у вас нет отхожих мест? Черт возьми, какая глушь, однако…

— Ах!.. — Дверь с треском захлопнулась, и пленник вновь остался в одиночестве, если, разумеется, не считать истерзанного тела Крошки Боба,

до сих пор не подававшего ни малейших признаков жизни.

Чуткое забытье, всегда наступающее после больших физических

и нервных перегрузок, вскоре было нарушено. Сначала послышались приглушенные голоса за дверью, а затем она с грохотом ударилась о стену, и капитан через крохотную щелочку в правом глазу увидел толпу, заполнившую комнату, в том числе и его знакомую леди капитана. Он снова прикрыл глаза.

В то же мгновение раздались выстрелы: четыре пули расплющились рядом с головой пленника. На лице капитана не дрогнул ни единый мускул…

— Эй, вы тоже покойник? — услышал он мужской сочный, грудной голос.

— Ни в коем случае, сэр, — ответил капитан, не меняя своей позы и не от-крывая глаз. — Нет человека на свете, который был бы сейчас живее меня!

— В таком случае вам крупно повезло, поздравляю! Тогда, быть может, вы окажете мне любезность и объясните, почему мой человек валяется здесь в столь жалком состоянии? Полагаю, сэр, это ваша работа?

— Разумеется, сэр. Должен ведь был кто-нибудь подучить этого сукина сына вежливости и приличным манерам?

— Ах вот как, черт возьми… Но вы так отделали его, что, похоже, они ему уже больше не понадобятся. Эй, попробуйте-ка собрать из этой кровавой кучи что-нибудь получше того, что еще час назад было Крошкой Бобом!

Полдюжины пиратов, хорошо знакомых капитану по недавней схватке на его корабле, с нескрываемым ужасом, изумлением и невольным преклонением перед виновником столь неожиданного происшествия быстро положили на плащ своего грозного, но такого жалкого и беспомощного сейчас предводителя и скрылись за дверью…

Капитан же продолжал неподвижно сидеть в той же позе с закрытыми глазами и каменным лицом.

— А вы, я вижу, вовсе не из робкого десятка, — вновь послышался мужской голос.

— Угу… Не из робкого, сэр…

— Но не кажется ли вам, что, «преподав урок вежливости» моему человеку, вы сами нуждаетесь в подобном «уроке»?

— Что вы хотите этим сказать, сэр? — угрюмо проговорил капитан.

— Для начала я бы хотел предложить вам встать и открыть глаза.

— Я сделаю это не раньше, чем мне объяснят наконец, кто меня пленил и где я нахожусь. Полагаю, сэр, это мое право, не так ли?

— Гм… При иных обстоятельствах я бы охотно разъяснил, что такое это ваше право и с чем его едят, но в сложившихся мне не остается ничего другого, как уступить. Перед вами вице-адмирал Джон Килигрю. Вы сейчас

в его замке.

Капитан вскочил на пол, вытянул руки по швам и низко склонил голову. Потом вздернул ее кверху и бесстрашно, с открытым вызовом глядя в холодные, насмешливые глаза знаменитого и всесильного предводителя пиратов Англии, сказал:

— Но вы здесь не один, господин адмирал. Смею ли я спросить, кто эта очаровательная женщина, с первого взгляда и навсегда захватившая в плен мою душу и сердце?

— Ого, черт возьми! По-моему, ваша смелость заходит слишком далеко, милейший! Хм… Боюсь, моя дочь Вирджиния Килигрю едва ли с благодарностью оценит вашу чисто французскую галантность, не правда ли, милая?

Пленник упал вдруг перед девушкой на одно колено, дерзко смотря ей

в лицо шальными глазами.