ЛУИ ЖАКОЛИО - БЕРЕГ ЧЕРНОГО ДЕРЕВА Страница 7

В таком важном сане отправились они на шхуне «Оса» к месту своего назначения.

Знакомство с двумя остальными пассажирами от правительства не требует продолжительных объяснений.

Подпоручик Барте был юноша с многообещающей будущностью; только что выпущенный из Сен-Сирского училища, он, к удивлению товарищей, вздумал поступить в морскую пехоту, немножко из желания путешествовать по белому свету, много из честолюбия, потому что повышение в чинах нигде не бывает так быстро, как в этом корпусе, несколько обесславленном в ту эпоху но после доказавшем в двадцати сражениях, где он проливал кровь свою с баснословным самоотвержением, что отечество могло рассчитывать на его верность и геройскую стойкость.

Что касается Урбана Гиллуа, скажи ему кто-нибудь три месяца тому назад, что он отправится к берегам Африки, разумеется, эти слова сильно удивили бы его. Окончив курс наук с дипломом бакалавра двадцати двух лет, он вступил в Центральную школу, когда преждевременная смерть его отца выбросила его, одинокого и без всяких средств к жизни, на парижскую мостовую. Одаренный мужественным характером, он не поколебался забыть все мечты на блистательную будущность и в двадцать четыре часа покончил со своим решением. Он не был создан к жизни случайностей и нищеты, которая породила больше неудачников, нежели полезных людей, к той печальной жизни, которая начинается в кабаке, кончается в больнице. Он оглянулся вокруг себя, раздумывая, где бы ему жить… В это время происходили экзамены в морском министерстве для набора чиновников в колониальный комиссариат. Он явился на экзамены, выдержал первым и был назначен в Габон помощником Тука.

Вот история четырех действующих лиц, за которыми мы последуем на шхуну «Оса» и в пустыни Конго.

ГЛАВА IV

Снявшись с якоря и распустив паруса, «Оса» быстро огибала берега Испании, подгоняемая сильнейшим ветром с северо-востока, от которого так гнулись ее изящные мачты, что тревожно становилось за нее даже самому опытному моряку. Люди, свободные от дежурств, ввиду многих часов досуга предавались разнообразным занятиям, кто как хотел. Кабо - главный кормчий, старый моряк, знавший наизусть морские проходы целого мира и служивший лоцманом на «Осе», стоял, облокотившись на бугшприт, и тихо разговаривал с Гилари, боцманом «Осы»; и кому удалось бы уловить несколько слов из их разговора, тот понял бы, что необъяснимое для них присутствие четырех пассажиров возбуждало в них сильные опасения.

– Вы недостаточно поставили парусов, Девис, - сказал капитан Ле Ноэль, выходя из своей каюты и обращаясь к своему младшему помощнику, расхаивавшему по палубе на корме, - прикажите бросить лот и вы сами увидите, что мы не делаем двенадцати узлов, тогда как при таком ветре «Оса» должна бы их делать.

– Слушаю, капитан, - просто отвечал помощник и приказал укрепить еще один парус на передней мачте.

. _ Думаете ли вы, что этого будет достаточно, Девис?

Молодой человек поклонился и исполнил немедленно приказание капитана.

По первому свистку Гилари все матросы были по местам, и все эти действия совершались с такой же математической точностью, как и на военных судах.

– Прикажите поднять лисели, Девис, - продолжал капитан, - нам надо высадить в Габоне четырех зловещих птиц, которых навязали нам вчера, и потому мы должны заранее выиграть время, которое потеряем по их милости… Нам следует попасть в Рио-Гранде через сорок пять дней, проехав через Наталь.

– А не лучше ли, капитан, направиться прямо к Бразилии и сбыть с рук этих господ, высадив их на Азорских островах или на острове Сан-Антонио?

Не успел произнести Девис этих слов, как тут же пришел в крайнее смущение… Капитан Ле Ноэль бросил на него один из тех взглядов, от которых иной раз дрожали самые бесстрашные моряки из его команды, и резко подчеркивая каждое слово, сказал:

Когда вы сегодня утром сменяли с вахты Верже, Разве он забыл передать вам, какого направления следует держаться?

Нет, капитан, приказано держаться к мысу Ортегалю.

– И прекрасно! Следовательно, вы должны исполнять приказание и воздерживаться от всяких рассуждений.

Офицер поклонился.

Подойдя к своей каюте, командир «Осы» обернулся и сказал ласково:

– А главное, Девис, не бойтесь усиливать ход… и еще - когда снимут вас с вахты, придите потолковать со мной.

Нрав капитана был смесью крайней строгости и добродушия, и если его снисходительность вне служебных отношений доходила до слабости к тем, кого он любил, зато его строгость доходила до жестокости относительно тек, кто имел несчастье ему не понравиться.

Он завел на своем судне железную дисциплину, которой обязаны были подчиняться его помощники, и не терпел ни малейшего рассуждения относительно своих намерений и целей, ни малейшего замечания на отданное им приказание. Во всем и всегда его подчиненные обязаны были слушать и исполнять его приказания. Смотря по состоянию ветра и моря, имевших огромное влияние на его характер, он приглашал своих помощников обедать, был с ними любезен, даже общителен, или же запирался на целые недели в своей каюте, принимая к себе старшего помощника и других только по делам службы.

Девис был его любимцем; если бы Верже - первый помощник, или Голловей - второй помощник, позволили себе во время своей вахты замечание насчет перемены направления, командир немедленно арестовал бы их на двадцать четыре часа в их каюте.

Как истый американец - от французского происхождения в нем остались только быстрая сообразительность и некоторое щегольство в наружности и обращении - Ле Ноэль верил только в силу и искусство для жизни в обществе. «Получить то, чего желаешь, успеть в том, что предпринимаешь - другой цели жизнь не имеет, - часто твердил он, - а мне дела нет до средств, какими надо достигнуть цели. Путешественник, достигнув цели своего путешествия, всегда забывает, каков был его путь». По его мнению, право было только мерою силы, и каждый имел право на то, что было в его силах взять… Тем, кто выражал удивление по этому поводу, он отвечал просто: «Я прилагаю только к частности общие теории завоевателей. Когда две армии сходятся на поле битвы; чтобы отнять чужую область в пользу своего властелина, кровь побежденных упитывает поле битвы: тот, кто вступает в борьбу с обществом, тоже платит жизнью при поражении. Только в первом случае убитого за отечество прославляют героем, потому что он помогал своему властелину захватить большой кусок земли у своего соседа, а во втором - павший считается злодеем, потому что действовал ради личных выгод. Одному воздвигают статую, другого бросают в яму… Но одни глупцы позволяют обманывать себя, - и герой, и злодей, оба стремятся завладеть тем, что возбуждает их алчность. Завоеватель, как и вор, доказать законность своего грабежа никак не может, кроме того права, которое дает ему сила и искусство; и завоеватель, и вор одного рода люди, которые хотят достигнуть успеха в своих предприятиях, какими бы то ни было средствами, ну и тот, и другой одинаково мирно успокоятся наконец в могиле.