Бернард Корнуолл - Рота стрелка Шарпа Страница 7

Жестокая отдача бросила сержанта на противоположную стенку траншеи. Падая, он что-то кричал по-гэльски. Шарп сообразил: тот требует от земляков залезть и добить ошеломлённых артиллеристов. Но по растерянным лицам рейнджеров было видно, что они не имеют ни малейшего понятия, как это сделать. «Патрик, подбрось меня!»

Харпер ухватил стрелка поперёк туловища, как сноп и на выдохе подкинул его в воздух. Шарп вцепился в край. Винтовка слетела с плеча. Капитан успел подхватить её за ствол, но чуть не сорвался сам. Ноги нащупали трещины в кладке, он приподнялся над парапетом и увидел француза, замахивающегося на него прибойником. Выстрелить Шарп не мог, поэтому он просто швырнул в него ружьё. Бросок получился удачный: окованный бронзой приклад угодил канониру в висок, бедняга опрокинулся. Тем же порывом стрелок перенёс себя через парапет, вскочил на ноги и выхватил из ножен палаш. Веселье началось.

Около орудийного лафета валялись мертвецы. Нелегко уцелеть после семи пуль, рикошетящих по каменным стенам. Но выжившие были, и сейчас они подступали к стрелку. Шарп размахнулся и обрушил оружие на ближайшего противника, чувствуя, как палаш раскалывает череп. Ноги разъезжались на свежей крови, капитан высвободил лезвие и зарычал на остальных канониров, пугая. Сработало: французы попятились. Их было шестеро против него одного, но артиллеристам привычнее убивать на расстоянии, а не сталкиваться лицом к лицу с вооружённым до зубов врагом. Они сбежали. Шарп вернулся к парапету. Чья-то рука судорожно цеплялась за каменную кладку. Стрелок ухватился за запястье и с усилием выволок наверх одного из Коннотских рейнджеров. Глаза парня блестели от возбуждения. Приказав ему поднимать остальных: «Ремнём, понял?», — Шарп помчался к выходу из каменного мешка. Там уже мелькали знакомые мундиры французских пехотинцев, твёрдо вознамерившихся отбить пушку.

Шарп устремился им навстречу, боевое безумие туманило его мозг, только где-то в глубине билась дурацкая мыслишка: ах, если бы его сейчас видел чинодрал из Уайтхолла! Додумать он не успел: французы заполнили узкое пространство между стеной и орудием. Шарп шагнул к ним и, делая выпад, закричал.

Французы подпустили его поближе и заработали штыками. Шарп сделал неприятное открытие: длины палаша было недостаточно, чтобы достать врага. Ему оставалось лишь увёртываться. Отбив один штык в сторону, Шарп пропустил второй, и тот распорол шинель на боку, чудом не задев тела. Стрелок схватился за дуло и сильно дёрнул на себя. Француз качнулся и получил по макушке увесистой рукоятью палаша. Шарп отступил назад. Ещё один багинет блеснул перед ним. Уклоняясь от него, капитан споткнулся о пушку и неловко упал на спину. Как заворожённый, Шарп смотрел на занесённый для удара штык, понимая, что парировать не успевает.

Крик на чужом языке звонко разнёсся между каменных стен, но голос был Харпера, и в следующий миг семиствольное ружьё всем своим немалым весом, как дубина, смяло неудавшегося убийцу Шарпа. Патрик перешагнул через капитана и двинулся вперёд, неотвратимо, как шли в бой его предки. Он пел те же слова, что пели деды и прадеды в давно позабытых битвах. Плечом к плечу с ним шествовали парни из Коннота, и не было в мире силы, способной их остановить.

Шарп нырнул под пушку и вылез на другую сторону. Там тоже были враги, и он кромсал их, рвал и бил палашом, пылая яростью. Французы не выдержали натиска кровожадных безумцев в красных и зелёных куртках и побежали. Шарп вырвал клинок из рёбер очередного противника и огляделся. Несколько не успевших улизнуть пехотинцев бросили оружие и молили о пощаде, но у них не было шансов. Коннотцы потеряли в бреши боевых друзей и французов перекололи штыками. Густо пахло свежей кровью.

— Вверх!

Там ещё оставалось немало врагов. Они стреляли по орудийному гнезду, и Шарп устремился по лестнице. На лезвии палаша отражались вспышки выстрелов, ночной ветерок приятно холодил лицо, и вот Шарп на стене. Пехота, видевшая резню вокруг пушки, в страхе попрыгала со стены вниз. Стрелок остановился и побрёл к Харперу и его землякам из 88-го. Запаленное дыхание облачками пара таяло в морозном воздухе.

Харпер смеялся:

— С этих хватит!

Сержант был прав. Французы драпали. Только один из них, офицер, предпринимал безуспешные попытки остановить своих товарищей. Он ругался, плашмя бил их саблей, но тщетно. Тогда офицер пошёл сам. Он был тощенький, под прямым, слегка крючковатым носом топорщились белокурые усики. Шарп видел его страх. Офицеру до жути не хотелось идти в атаку одному, но у него была гордость и крохотная надежда на то, что солдаты последуют его примеру. Те же не собирались строить из себя героев, наоборот, они звали его, просили не быть дураком, но француз шагал, обречённо глядя на Шарпа, и его смешная тонкая сабелька подрагивала в руке. Он что-то сказал капитану и попробовал неуклюже ткнуть его клинком. Шарп легко отбил удар. Мороз давно остудил его гнев, драка закончилась, и настойчивость офицерика стрелка раздражала.

— Я не хочу тебя убивать. Уходи, уматывай!

Шарп напрягся, вспоминая французские слова, но в голову ничего не приходило.

Харпера очень забавляло происходящее:

— Может, он соску просит. А, сэр?

Француз был совсем юным, почти мальчиком, но в его груди билось храброе сердце. Парень снова напал. Шарп взревел, отражая саблю. Сопляка шатнуло назад.

Капитан демонстративно опустил палаш:

— Довольно!

Офицерик не унимался, и Шарп почувствовал, как в нём просыпается злость.

Конец спектаклю положил Харпер. Он зашёл французу за спину и покашлял, чтобы привлечь его внимание.

— Сэр? Мусью?

Офицер затравленно обернулся. Здоровяк дружелюбно оскалился и приблизился, показывая, что безоружен.

Юнец нахмурился, что-то залопотал по-французски. «Вы совершенно правы, сэр! Правы, как никогда» Интонация у Харпера была успокаивающая. Француз расслабился и получил сильнейший удар в челюсть. Сержант придержал обмякшее тело и осторожно опустил его наземь.

— Смелый дурачок, — беспредельно гордый собой, Харпер улыбнулся капитану и посмотрел в сторону бреши. Там всё ещё кипела схватка, но их это уже не касалось. Он показал большой палец Коннотским рейнджерам и одобрительно сказал Шарпу:

— Ребята из Коннота, сэр. Стоящие бойцы.

— Это точно, — Шарп решил поддеть ирландца, — Коннот, это где, в Уэльсе?

Тот ответил по-гэльски, видимо, что-то насчёт Шарпа, потому как рейнджеры дружно засмеялись. Они хохотали долго, от души. Шарп не обижался. Он понимал: их смех вызван не столько шуткой Харпера, сколько радостью оттого, что живы, что кровавая схватка позади — прошлое, о котором приятно будет вечерами рассказывать у огня.