Скажи миру - Ы! - Алекс Войтенко Страница 7

Глава 3

3.

Я пришел в себя, пожалуй, из-за тишины. Еще совсем недавно засыпал под рев мощных турбин Боинга, а сейчас, было тихо. Вернее сказать, где-то далеко, фоном прослушивался рокот двигателей, но это было скорее похоже на какой ни будь дизель, но никак не на турбины мощного самолета. Все остальное, в том числе и то, что я находился в кресле, ощущалось по-прежнему. В голову закралось легкое чувство паники. Ведь если я не слышу рева двигателей, следовательно, произошла какая-то авария и самолет либо падает, либо уже сел, но я почему-то не заметил этого. Опять же, насколько я знаю, во всех самолетах перед посадкой пассажиров о том предупреждают. Здесь ничего подобного не было. Но если бы он упал, то и я вряд ли бы чувствовал себя так хорошо. А еще, я не чувствовал никакой боли в коленях, хотя сразу после взлета их нещадно стало ломить. Вечная история, стоит только сесть в самолет и подняться в небо, начинается боль в коленях, последствие старой аварии. Поэтому приходится брать с собой обезболивающие, которые хотя бы на время притупляют мои мучения.

Осторожно приоткрыв глаза, я огляделся и с каждым мгновением у меня нарастало изумление от того, что я видел вокруг себя.

Куда-то напрочь пропал самолет с его рядами серых безликих кресел, снабженных мониторами, и центрального прохода с серой запыленной ковровой дорожкой. Вместо всего этого я находился в крохотной каюте, чем-то напоминающей купе железнодорожного вагона. Причем не просто купе, а именно более дорогой вариант, имеющий литеры СВ. Правда в отличии от последнего, я так и не нашел окна, выходящего наружу. Зато в стене имелся небольшой откидной столик, со стоящей на нем бутылкой дорогого коньяка, хрустального пузатого бокала и блюдца с тонко нарезанным лимоном, рядом со столиком стояло роскошное кресло, в котором я сейчас и находился. Чуть поодаль имелся широкий диван, застеленный белоснежными простынями, пледом, а у изголовья лежала большая пуховая подушка, именно такая, как я люблю. Из стены, напротив дивана, выступала фарфоровая раковина, над которой имелось небольшое зеркало, а под ним, крохотная полочка с сиреневым тюбиком зубной пасты снабженной надписью по-немецки, как ни странно, я прекрасно понял, что она означает, хотя немецкого до сих пор не знал, стаканчик с зубной щеткой, мыльница, и пара еще каких-то пузырьков. Чуть в стороне на небольшом крючке висело махровое полотенце. Стены, моей каюты были отделаны металлическими листами покрытыми лаком, на которых были нанесены искусные рисунки, изображающие зверей и птиц.

В первую очередь меня заинтересовало именно зеркало. И увиденное там, удивило меня еще больше. В принципе, на меня смотрела физиономия, к которой я давно привык, каждый раз видя ее во время бритья. Вот только мое лицо, почему-то показалось мне очень молодым. Судя по полному отсутствию морщин, идеально натянутой коже, пронзительному взгляду и несколько на мой взгляд пошловатыми тонкими темными усиками, разделенными между собой пробором, с кончиками, слегка поддернутыми вверх. Такие были в моде у приказчиков шикарных магазинов в начале прошлого века. На фоне белокурой шевелюры, темные усики смотрелись несколько инородно, и я просто не понимал, как можно было додуматься до такого сочетания. Хорошо хоть волосы выглядели вполне прилично, а не были расчесаны надвое и не залиты бриолином. Впрочем, судя по этикетке на одном из флакончиков, я увидел именно этот состав, что вызвало у меня некоторое внутреннее возмущение. Рука сама потянулась в сторону крана, и я тут же умывшись, теплой и слегка отдающей какой-то затхлостью водой, развел в баночке мыльную пену и вполне привычным движением руки, срубил это убожество. Все произошло так быстро, что я даже вначале не понял, как я умудрился все это осуществить. Особенно учитывая то, что никогда в жизни, не пользовался опасной бритвой. Воткнув последнюю обратно в стаканчик, взял в руки флакон одеколона с насадкой в виде выступающей металлической трубочкой распылителя, и короткой резиновой трубкой с такой-же грушей на конце. И несколькими нажатиями на последнюю направил на место сбритых усиков распыленную струю довольно приятного на запах одеколона.

Отступив на пару шагов назад, постарался разглядеть в зеркале более полное свое отражение, все, разумеется разглядеть не удалось, но то, что на мне был надет очень даже приличный шерстяной костюм, пошитый скорее всего на заказ, хорошим портным, было очевидно. Тоже самое можно было сказать и о шелковой рубашке, и темном галстуке в красную косую полоску. Попробовав на ощупь качество ткани, пришел к выводу, что хозяин этого тела, не особенно нуждался в деньгах и одевался добротно и дорого. Приглядевшись, заметил на лацкане пиджака, какой-то значок, подняв к глазам который, увидел изображенную на нем свастику в красном обрамлении с надписью золотыми буквами «National-Sozialistische – P.A.D.», то есть НСДАП, и некоторое время разглядывал его пытаясь прийти в себя от увиденного. Вначале, хотел было с брезгливостью избавиться от этого «подарка» потом подумав, решил повременить с этим. Кто знает, где именно я сейчас нахожусь, и не станет ли отсутствие этого значка поводом для проблем?

Разглядев и ощупав всего себя, я уселся на диван и задумался. Хотелось бы определиться с местоположением, и собственно кем являюсь. Почему я оказался в этом теле, вопрос не самый актуальный, исходя из того, что чувствую я себя прекрасно и вполне справляюсь с управлением, следовательно, в этом отношении никаких проблем, возникнуть не должно. А вот где именно я сейчас нахожусь, и кто я в данный момент, очень хотелось бы знать.

Первым делом охлопал свои карманы, в одном из которых обнаружилось портмоне, в котором нашелся паспорт, выписанный на гражданина Германской Империи Алекса фон Бюлова. С приклеенной, и вдобавок приклёпанной фотографии на меня смотрело мое лицо. Фамилия если и отличалось от прошлой, то всего на одну букву, а Алексом меня называли практически всю прошлую жизнь, сокращая данное при рождении имя Александр. В качестве места постоянного проживания был указан город Берлин. На четвертой странице увидел отметку о том, что владельцу паспорта, как гражданину Германской Империи, разрешался выезд в зарубежные страны. Паспорт в случае не продления был действителен до 6 мая 1939 года, т.е. выдавался на пять лет, о чем свидетельствовала наклеенная марка на первой странице, указывающая на оплаченный сбор. На шестой странице, обнаружилось еще