Кристиан Жак - Пылающий меч Страница 70

61

В Карнаке вновь работали резцы и деревянные молотки. Фараон Яхмос осуществлял задуманное — он расширял и украшал храм Амона. Фараон лично следил за исполнением обрядов. На новых жертвенных столах каждое утро лежали свежие цветы и фрукты. Жрецы с золотыми кувшинами и чашами в руках совершали обряд очищения, дабы невидимые силы, исходящие от земных даров, питали статуи богов, глаза, уши и рты которых отверзал сам фараон, касаясь их специальным резцом.

Для каждого божества священной триады была построена кедровая барка, покрытая золотыми пластинками. Барки мирно стояли в священном озере, а во время праздничных шествий жрецы, водрузив их на плечи, выносили за ворота храма.

— Вот о чем я подумал, — фараон наклонился поближе к царице Яххотеп. — Во-первых, я хочу построить новый храм в Фивах, чтобы чтить в нем тайную сущность Амона и питать его «ка». А во-вторых, воздать должное тебе, матушка.

— Так вот о чем совещались заговорщики!

— Да, я попросил их хранить тайну, но готовится торжественная церемония.

— Мне кажется, что не стоит этого делать.

— Нет, матушка, я не согласен! Если бы не ты, то не было бы и свободного Египта. Чествовать тебя собирается не только сын, но и фараон.

Настал день прославления царицы Свобода.

В открытом дворе Карнака собрались именитые граждане не только Фив, но и других городов. К стенам храма подходили и простые люди, чтобы поприветствовать ту, которая никогда не отступала перед трудностями.

Яххотеп еще находилась в своих покоях. Она сожалела, что уступила настояниям фараона. Чествование было ей не по душе. Как все ратники, отдавшие жизнь за свободу Египта, она только исполняла свой долг…

Яххотеп вспомнила, как тщательно одевалась и красилась Тетишери, когда ей предстояла важная церемония. Она позвала двух умелых дворцовых мастериц, которые стали орудовать гребенками и кисточками. Краски, притирания, снадобья были самого лучшего качества, и царица, благодаря усилиям своих помощниц, выглядела красивее и значительнее, чем любая юная девушка.

Управляющий Карис почтительно возложил на Яххотеп золотую диадему с пластинкой из лазурита, на которой был изображен Яхмос в окружении двух сфинксов. На шею царицы он надел воротник-ожерелье из множества мелких золотых амулетов — каких тут только не было: крошечные львы, антилопы, бараны, змеи, спирали, диски… Застежка ожерелья была сделана в виде двух соколиных голов.

Старый управляющий не забыл и подвеску на золотой цепочке — скарабея из лазурита, оправленного в золото, символизирующего вечное возрождение. Карису оставалось только украсить запястья и щиколотки царицы золотыми браслетами с сердоликами и лазуритом. Их надевали не только для красоты. Вычеканенные на них изображения были полны смысла: бог земли Геб в присутствии бога Амона венчал фараона короной Верхнего и Нижнего Египта, богиня царской власти Нехбет стояла рядом, защищая царя от любых врагов.

Старый управляющий отошел на несколько шагов. Залюбовавшись царицей, он молитвенно сложил руки на груди и произнес дрогнувшим голосом:

— Не почтите за дерзость, госпожа, но вы… прекраснее богини!

— Проклятая спина! — пожаловался Усач. — Никак не проходит. Ты не могла бы растереть меня, Кошечка?

— Церемония вот-вот начнется, а я еще не закончила одеваться, зато ты уже надел праздничное платье. Неужели ты думаешь, у нас есть время на растирания?

— Да у меня в самом деле жуткая боль! Если я не смогу стоять и не приму участия в триумфе Яххотеп, я этого не переживу!

Кошечка вздохнула:

— Погоди немного, я найду тебе капли, от которых тебе сразу станет легче.

Усач поглядел на себя в зеркало — выглядел он достойно. Особенно ему нравилось золотое ожерелье, пожалованное за военные подвиги, широкий кожаный пояс с золотыми накладками и высокие сандалии.

— Я забыла, что отдала капли Афганцу, у него ломило затылок. Должна сказать, что герои армии освобождения выглядят сегодня не блестяще.

Афганец жил в доме по соседству, и Усач заторопился к нему.

— Господин принимает ванну, — сообщила служанка.

— Не тревожь его! — распорядился Усач. — Я сам управлюсь.

Он вошел в кладовую, где Афганец хранил оружие, одежду и лекарственные снадобья. В первом сундуке оказалось белье, зато в большом ларце стояли горшочки с разными бальзамами, а среди них… Усач не поверил собственным глазам! Нет! Такого быть не могло!

Скарабей!

Но не египетский скарабей, а скарабей гиксосов, с именем Апопи. Им пользовались в качестве печати, и он был достаточно сильно истерт. На спине его был ключ к тайным письменам…

— Ты что-то ищешь? — спросил мокрый Афганец, появляясь на пороге.

Глаза Усача метали молнии, он протянул Афганцу скарабея.

— Что это такое, хотел бы я знать!

— Неужели тебе в самом деле нужны объяснения?

— Только не ты, Афганец! Такого не может быть!

— У каждого своя война, друг. Ты не знаешь одной маленькой подробности — мою семью уничтожил Египет, договорившись о торговле с нашими соперниками. Я поклялся, что отомщу, а горец не нарушает данной клятвы. Гиксосы помогли мне это сделать, Апопи поручил связаться с бунтовщиками, и мне это удалось. Я сумел расправиться с двумя фараонами. Гибель Секненра и Камоса — моя заслуга, и я горжусь этим. Кто еще из чужаков мог так преуспеть?

— Но ты же бился со мной рядом! Ты же рисковал головой! Ты убивал гиксосов!

— А как иначе я мог добиться безоглядного доверия? И до сих пор ни один человек не заподозрил меня. Но мои подвиги еще не окончены!

— Ты собрался убить Яхмоса!

— Нет, не Яхмоса, а Яххотеп. Она уничтожила царство гиксосов, а я уничтожу царицу в момент ее торжества, и Египет рассыплется в прах.

— Ты сошел с ума, Афганец!

— Ничего подобного. Я исполняю то, что мне поручено, и ничего больше. Мой владыка мертв, но он станет победителем в этой войне. Мне жаль, друг, ведь я по-прежнему восхищаюсь Яххотеп. Когда я увидел ее, мне даже показалось, что я в нее влюбился. Поэтому я щадил ее так долго. Слишком долго. Но я, как и ты, человек чести, я не могу уехать на родину, не исполнив своего обязательства. Как мне ни жаль, но я уничтожу Яххотеп. А сначала, мой друг, я убью тебя.

Мужчины схватились за кинжалы. Каждый из них знал, что впервые бьется с равным себе соперником.

Глаза в глаза, они медленно двигались по комнате, подстерегая счастливую возможность для удара и догадываясь, что первый же удар решит схватку.

Первым ударил Усач.

Он лишь оцарапал руку Афганца. Тот кошкой бросился на противника и повалил его на спину.