Константин Паустовский - Бригантина, 69–70 Страница 70

Ниже идут елово-пихтовые леса. Здешняя ель, она называется «Восточная», растет только на Западном Кавказе, а пихта (Кавказская, или Нормана) тоже нигде, кроме этих мест, не живет. Оба дерева высоки, до 50–60 метров в высоту, стволы бывают у пихт до 2 метров в диаметре. Как и все кавказское, они весьма долговечны, живут до 500 лет.

Еще пониже ель и пихта уступают место буку. Он поднимается в Сванетии до 2000 метров над уровнем моря. Интересное дерево, ствол прямой, до 40 метров высоты, толщина бывает более полутора метров в диаметре, кора гладкая, светло-серая. Овальные листья с верхней стороны темно-зеленые, блестящие, а снизу — с шелковым опушением. Осенью листья бука делаются коричневыми, с бронзовым отливом. Трава в буковых лесах не растет, подлеска из кустарников тоже нет, и вот склоны под деревьями становятся золотистыми от опавших листьев, создают прекрасный фон для серых, устремленных ввысь стволов. Редко увидишь такое.

Ну, а от тысячи метров и ниже — царство дуба. Здесь самое большое число разновидностей дуба в СССР. Каких дубов тут только нет! И все это переплетается с каштаном, дзельвой, хурмой и сотнями видов кустарников, в том числе и вечнозеленых, всю зиму радующих глаз сочной зеленью, которая так и брызжет из-под снега.

…Я давно мечтал понаблюдать за поведением кавказского тетерева — птицы редкой, своеобразной и малоизученной. Тетерев этот немой, он не издает никаких звуков. Наш обычный тетерев шумлив. Весной поутру и ввечеру его «бормотание» слышно за многие сотни метров. Нашего тетерева называют глухим, можно даже слышать выражение «глухая тетеря». Он, конечно, не глухой, и этот эпитет связан, видимо, с отожествлением тетерева с другой птицей — глухарем. Тот, верно, во время своего весеннего тока, при так называемом «точении», или «пилении», перестает слышать на несколько секунд. Известно, что охотники используют такую слабость глухаря и подкрадываются к нему в то время, когда он «точит», то есть издает звук, похожий на точение ножа о камень. А кавказский тетерев действительно немой. Токует молча. Наши собираются на зорях на поляне, устраивают во время тока целые представления перед своими самками: поднимают свой лирообразный хвост, надуваются, «бормочут», «чуфыркают» на весь лес и устраивают неистовые драки. А этот все молчком.

Кавказский, или немой, тетерев птица настолько редкая, что весеннее ее токование ученые-орнитологи наблюдали всего два раза: один раз токующих кавказских тетеревов видел 1,1887 году Лоренц и в 1938 году — Аверин. Не мудрено, — наш обыкновенный тетерев обитает по всей стране, кроме северо-востока и Средней Азии, а у этого область распространения, или, как говорят зоологи, ареал, лежит всего-то от Эльбруса до Казбека по верхней части Главного Кавказского хребта. Если этот ареал отметить на карте СССР величиной с почтовую открытку, получится просто точка. И больше нигде в мире эта птица не встречается.

Услышав от Миши, что над кошем живет лахве катал (так называется тетерев по-свански — «горная курица»), я не мог усидеть на месте и часу. Мы взяли малокалиберную винтовку и отправились наверх.

У верхнего края леса стоит здесь другой кош в виде маленькой бревенчатой избушки без окон и дверей. Тут мы и заночевали, с тем чтобы еще в темноте подняться под скалы гребня на альпийские луга, где и должно происходить токование немых тетеревов.

Мы прошли через довольно густой елово-пихтовый лес, расположенный на крутом склоне. Внизу сразу начали попадаться пятна нерастаявшего снега, а в верхней части леса снег лежал сплошным покровом. В начале пути к пихте и ели примешивались березки, клены и рябины, над лесом же росли сосны. Еще выше эти сосны становились корявыми, стелились по земле и переходили в заросли, ползущие по земле в мелких камушках, изредка попадаются большие скальные глыбы, серые, заостренные, с налетом коричневого лишайника и ярко-зеленого мха. Из земли кое-где пробивалась редкая травка. Валялись прогнившие стволы деревьев, торчали старые пни, обросшие мхом. На едва намечающейся тропе в неистовой схватке застыли корявые корни елей и пихт. Когда переходишь кулуары, в их углублениях видны свежие следы сбрасываемых сверху бревен и куски свежей коры. Пахнет смолой.

Пляшет пламя костра на земляном полу избушки, мечутся по ее бревенчатым стенам тени, не замолкая, кричит в ночном лесу мохноногий сычик.

— Вот это что: «Ук-ук-ук-ук-ук»? — спрашивает Миша.

— Маленькая сова, мохноногий сыч называется.

— По-нашему — ведидай.

— Как? — стараюсь я запомнить название.

— Ведидай — болтун значит, — поясняет он. — У нас так зовут тех, кто любит много говорить. А правда, что у кукушки одна нога?

— Да нет, ерунда! Откуда ты взял?

— Я тоже думаю, не может быть, — говорит Миша, — но у нас так считают. «Чего» — кукушка — значит «одноногий». Может, она любит на одной ноге сидеть?

— Это просто поверье. Ты лучше расскажи мне про лахве катал.

— Что я тебе расскажу? Завтра сам все увидишь. Я на них охотился тут еще мальчишкой, с луком ходил, ружья не было, — и он начинает объяснять мне устройство сванского лука.

В руках ребятишек лук можно увидеть в Сванетии и сейчас. Собственно, это не лук, а скорее арбалет. С прикладом, канавкой для стрелы на стволе и со спусковым механизмом. Наконечники стрел ковались еще на памяти Миши, он пользовался сам такими стрелами.

— В шкажуар (перепелку) попадал из этого лука. Я поищу тебе, может, где на чердаке или в башне валяется. Один раз убил я из лука кокучал, знаешь, такая рыжая птица есть, чуб распускает? Летит, как тряпка?

— Удод, — догадываюсь я.

— По-нашему, кокучал, чуб значит. Отец меня за него здорово побил. Кокучала нельзя убивать, он у нас считается священной птицей, богини Ламарии птица.

Выходим в два часа ночи, в темноте. Поднимаемся по снегу под скальный гребень. От него вниз уходят травянистые склоны с альпийским лугом, только земля пока под снегом. Чернеет она лишь на выдающихся местах округлых гребешков — контрфорсов. На них, на этих проталинах, и будет происходить ток.

Я вооружен одним биноклем и прошу Мишу не стрелять, пока все хорошо не рассмотрю и не дам ему знака. Садимся возле большого камня в засаду.

При первом намеке на зарю, когда чуть-чуть белее становится снег и не поймешь еще, начало светать или нет, прокричал совсем рядом улар. Он сидел повыше, там, верно, уже светлее.

— Улю-у-у-у! — разнеслось по горам.

В другое время я бы не смог остаться равнодушным к призыву улара, а теперь даже внимания не обратил, пусть себе кричит. Улар тоже весьма интересная птица. Ее называют также горной индейкой. Птица похожа на огромную куропатку и считается близкой родственницей тетеревам, не имея ничего общего по зоологической систематике с индейками. Добыть улара — редкая удача, не многие охотники могут похвастаться таким трофеем. Птицы живут в скалах самой верхней части гор, на гребнях и скальных стенах. Они очень осторожны и убегают от человека вверх по склону или скалам так быстро, что догнать их невозможно. А добравшись до гребня или до высокой скалы, улары бросаются вниз и с криком «Ай-яй-яй-яй-яй-яй!» перелетают, планируя, не маша почти крыльями, на другую сторону ущелья, то есть становятся недосягаемыми для выстрела. Убить улара можно только скрадыванием, делая долгие подходы по скалам. Однако улар не волновал меня на этот раз. С уларами я уже не раз имел дело и добывал не только кавказских, но и гималайских, тибетских и алтайских. Кавказский немой тетерев — это да! Для орнитолога это настоящее откровение.