Джон Мастерс - Ночные гоцы Страница 71

У него не было ни настоящего, ни будущего — только прошлое. Это прошлое, неведомо для него самого, тянулось до самого первого англичанина, который когда-то высадился в Индии, и связывало его с этой землей навеки. Он поглядел на запад. Глаза покрылись коркой и не закрывались. Он опустил голову на руки и принялся разглядывать камни. Ни денег, ни еды. И бесчисленные мириады индусов, подкарауливающие его, чтобы убить. До моря шестьсот миль.

Он сцепил зубы, выскреб землю между камнями и похоронил руку полковника Булстрода. Он отдохнет, а потом посмотрим. Можно пробраться в деревню, и, когда мужчины уйдут, убить какую-нибудь одинокую женщину, украсть еду, и, если повезет, даже повозку с буйволами.

Но это потом. Не сейчас. Он умрет, если не заснет и не заглушит свои воспоминания. Со склона было видно, как поднимаются синие дымки над деревенскими очагами, на которых готовится еда. Еще дальше под пологом серого тумана раскинулась равнина, и совсем вдалеке поблескивала серебром река. Но на этой тихой опушке в его ушах звенели крики, выли трубы и пели горны, маршировали люди, и пахло кровью. Он вытянулся рядом с сыном и сквозь ветки деревьев уставился в свинцовое небо.

Часть 2

Беглецы

Гл. 17

Он знал, что ненадолго заснул … или просто потерял сознание с открытыми глазами? — но никак не мог сообразить, где он и как тут очутился. В полуденный зной он лежал навзничь под деревом, и на нем были белые форменные брюки… Маневры? Рядом с его рукой валялся солдатский кивер, и земля пахла разогретым камнем и сухими листьями. Потому он увидел Робина. Глаза по-прежнему не закрывались. Они с Робином были одни, и у них не было никакой еды. Краем глаза он заметил блеск металла и рывком сел, стиснув пистолет и оскалив зубы.

У корневища соседнего дерева уютно притаились два кувшина молока, плошка, до краев полная риса, горшок овощного карри и пять плодов манго, разложенных на большом темно-зеленом листе. Все сосуды были из украшенной резьбой меди и ярко переливались на солнце. Язык распух, рот наполнился слюной, слюна потекла по подбородку. Рядом с кувшинами он увидел ноги, две пары ног — одни смуглые и заскорузлые, другие белые и кровоточащие, и перевел глаза выше.

Слева, присев на корточки, плотник Пиру что-то помешивал в медной чашке, под которой теплился крохотный костерок. Поодаль, немного правее, сидела, прислонившись к дереву, Кэролайн Лэнгфорд. На ней было дешевое сари; глаза на измученном спокойном лице были закрыты.

Пиру поднял голову.

— Опустите пистолет, сахиб. Он все равно не заряжен. Чтобы остаться в живых, всем нам придется изрядно потрудиться.

Родни вяло кивнул. В этом был смысл. Пиру говорил с властным спокойствием. Ну конечно, он же владел тут землей. Родни ухмыльнулся, когда плотник поднес ему еду и питье: они могли быть отравлены, с этой свиньи станется. Трясущимися руками он перезарядил пистолет, и только после этого осторожно отхлебнул молока.

Кэролайн открыла глаза. Он увидел, как она, как он сам до того, выплывает из черной пучины, и пытается понять, почему ее ноги изранены. Он увидел, как свело ее пальцы, когда она боролась с приступом паники; потом ее рот плотно сжался и взгляд затвердел. Она слабо улыбнулась, распрямилась и пошла к Робину. Там, где ступали ее ноги, на камнях появлялась кровь. Родни продолжал прихлебывать молоко.

Дыхание Робина было неровным и прерывистым, а под глазами набухли лиловые тени. Кэролайн сняла с мальчика ночную рубашку, расстелила по земле и устроила его лицом вниз. Потом взяла левое запястье ребенка и острым камнем рассекла вену. Потекла темная кровь — сначала тонкой струйкой, потом все сильнее. Родни, сжимая в правой руке пистолет, не сводил с Кэролайн глаз поверх ходившего ходуном дула. Левой рукой он продолжал запихивать в рот еду. Никто не причинит Робину вреда, никто. И никому нельзя доверять. Одно лишнее движение…

Но Кэролайн даже не подняла головы. Они несколько минут смотрела, как бежит кровь, а потом зажала порез пальцем, чтобы остановить ток. Пиру передал ей смесь, которую только что помешивал, и она размазала дымящуюся гущу по надрезу. Потом зубами и пальцами разорвала ночную рубашку и соорудила жгут. Пиру сказал: «Голову тоже. Ему пойдет на пользу». Кэролайн поколебалась, заглянула в чашку, и потом, не обращая внимания на запекшуюся кровь, толстым слоем обмазала рану на голове Робина.

Щеки у мальчика запали, а кожа после кровопускания приобрела зеленоватый оттенок. Кэролайн устроила его на коленях и протянула правую руку за кувшином с молоком. Он пошевелился и застонал, но когда она влила несколько капель между зубами, проглотил их. Она повторила все снова, и за десять минут он выпил четверть пинты. Потом его вырвало прямо ей на колени и он слабо закашлялся. Она переждала минуту и начала все с начала. Когда кувшин опустел, она отставила его в сторону и взяла ребенка на руки. Время шло, но рвота не повторялась. Опираясь на ствол дерева, она выпрямилась, откинулась назад и посмотрела прямо в дуло пистолета.

Он совсем забыл, что сжимает его в руке — настолько был поглощен новой, незнакомой мягкостью на ее лице, пока она кормила Робина. Не сводя с нее глаз, он опустил пистолет, и свободной рукой ощупал плошку. Пустая — он съел все. Рядом лежали дочиста обсосанные манговые косточки, а во рту все еще ощущался вкус манго. Кэролайн передала Робину Пиру. В голове все перемешалось. Как будто он запутался в занавесе, по ту сторону которого была реальность. Но оказаться на той стороне было слишком больно, так что он был рад, что не может туда прорваться. Он попытался заставить ее отвести глаза. И не смог. Теперь ее очередь сражаться.

— Ложись.

Он застонал, когда она прикрыла ладонью его веки и размазала по лицу горячую, пахучую, замешанную на травах и червях смесь. Он дернулся и сжал зубы, но смесь быстро остыла и стала похожа на тесто. Лицо покалывали мелкие иголочки, отдаваясь в паху и стягивая кожу. Она распахнула мундир, расстегнула брюки и принялась их стаскивать. Он потряс головой и пробормотал:

— Только ожоги. Ничего серьезного.

Над ним смыкались крылья тьмы. О Господи, они что-то подмешали в еду. Господи, Господи, Господи! Они заманили его и опоили. Она хочет убить Робина. Она ревнует. Джоанна не зря говорила ему. Он посмотрел на усталое лицо и понял, что не в силах двинуться. Выбившиеся из косы пряди спадали ему на лоб. Она носит сари. Она — переодетая индианка. Это она все затеяла. Он потянулся за пистолетом, но так и не смог пошевелиться. Вены наливались жидким свинцом, мускулы цепенели. Он не мог… не мог удержать глаза открытыми…