Великий океан - Иван Фёдорович Кратт Страница 71

— Приготовьте шлюпку, — сказал он Хвостову. — Надобно заявить дону Луису. Ежели не вернем изменников и не покажем строгого примера, нельзя будет управиться с людьми. Так мы и сами не дождемся ответу из Монтерея.

Однако едва только матросы отвязали шлюпку, из крепости неожиданно донесся звук пушечного выстрела, затем второй, третий...

— Салют! — всполошился Давыдов, ожидавший Резанова на шканцах.

Он бросился к каюте посланника, но тот уже вышел на палубу, держа в руке подзорную трубу.

— Корабль? — коротко спросил он, направляя трубу на вход в залив.

— ...Восемь, девять... — считал Давыдов количество выстрелов. — Ого, изо всех пушек!.. А сие откуда?

Новый звук выстрела долетал теперь со стороны берега, вслед за ним второй, и так опять до девяти. Желтый дым медленно поднимался вверх над пустынным, поросшим кустарником мысом, где никто не предполагал наличия батареи.

— Ловко! — не выдержал Хвостов, сумрачно наблюдавший за канонадой. — Господа гишпанцы понаставили пушек.

— И через дурацкий салют открыли тайную свою артиллерию, — засмеялся Давыдов. — Вояки!

— Кто-то приехал! — сказал Резанов, опуская трубу и протирая стекла полою мундира. — Только не морем, а по сухому пути. Смотрите! Может быть, сам губернатор. Коменданту такого почета не положено.

Он указал на скачущих по дороге всадников, удаляющихся в сторону президии. Густая пыль клубилась за ними, как облако. Несколько человек, возившихся с сетями у скал, бросили свою работу и тоже побежали следом.

— Господин Лансдорф и вы, мичман... — Резанов отдал подзорную трубу Хвостову и, обмахиваясь шляпой, отошел с солнцепека в тень мачты. — Вы поедете в президию и, если прибыл губернатор, достойно приветствуйте его от имени государя императора и всех нас, выполняющих его волю и путешествующих кругом света. О чем другом говорить не нужно. В посланных мною бумагах все сказано. Ответ его запомните точно и в беседу не вступайте.

— А коли вернулся один комендант? — спросил внимательно слушавший Давыдов. — Гишпанцы — любители всякого шуму.

Резанов подумал, затем, улыбнувшись, положил руку на плечо мичмана.

— Прилично поздравьте его с благополучным путешествием и всячески благодарите за ласку, оказанную его семейством. Скажите, что я буду считать себя счастливым сказать ему об этом лично.

— А ежели он передаст нам бумаги?

Давыдов старался выяснить все тонкости своей дипломатической миссии.

— Мы их привезем сюда, — недовольный задержкой, ответил Лансдорф, вздыхая и вытирая платком вспотевшую шею. — Надо скорей ехать.

— Ни в коем случае, — сказал Резанов серьезно. — Вручение бумаг — политический акт. Это не входит в вашу комиссию... Все же полагаю, что прибыл губернатор или какой иной государственный чиновник. Господа испанцы обеспокоены появлением нашего судна.

Резанов угадал. Вернувшиеся часа через два Давыдов и Лансдорф рассказали, что из Монтерея прибыла группа офицеров во главе с губернатором Ариллага. С ними вернулся и комендант президии. Губернатор уже старик и очень устал, проделав свыше восьмидесяти миль верхом, но любезно принял русских, благодарил за приветствие и сказал, что надеется в скором времени со всеми увидеться.

Мичман и натуралист были в восторге от манер и обращения губернатора, хорошо говорившего по-французски. Понравился им и седоусый комендант, немного похожий на ламанчского рыцаря Дон-Кихота. В президии и ближайших деревнях стреляли из ружей, танцевали, пели, никто не работал. Одни индейцы гнули спины на накаленных солнцем полях. Солдаты и поселенцы радовались предлогу лишний раз попраздновать и побездельничать.

Начало было как будто благоприятным. Повеселевший Резанов распорядился приукрасить судно, подстричь матросам бороды, надеть что получше из одежды. Судя по приему, оказанному Давыдову и Лансдорфу, можно ожидать, что губернатор сам посетит «Юнону».

Утром это предположение показалось еще более вероятным. Заметно было большое оживление на берегу, виднелись солдаты и всадники, направлявшиеся в президию. Но время близилось к полудню, а ни губернатор, ни комендант или кто-либо из прибывших офицеров не появлялись. Лишь около двенадцати часов дня, когда Резанов с досадой снял парадный мундир, на берег выехали двое монахов и, размахивая шляпами, вызвали с корабля шлюпку. Один из них, сухонький и седой, похожий на мышь в сутане, был совершенно неизвестен Резанову, со вторым — падре Винценто, веселым и толстым настоятелем миссии Санта-Роза, — Николай Петрович познакомился в сан-францискском монастыре.

Жадно разглядывая корабль, монахи сообщили, что их послал комендант передать приглашение сеньору Резанову на сегодняшний обед в президии. Затем, уже не скрывая любопытства, Винценто спросил, много ли на корабле товаров и правда ли, что у русских есть железные изделия. Резанов приказал подарить им по топору, и, глядя, как обрадованно сунули монахи под свои сутаны подарки, с невольной улыбкой подумал, что, в сущности говоря, подданные его величества короля Испании ничуть не выше диких индейцев, которых они пытаются цивилизовать.

Но он был раздосадован легкомыслием и бесцеремонностью испанских властей, пославших монахов звать его на официальный обед. А главное тем, что губернатор даже не соизволил прислать кого-нибудь из своей свиты.

Николай Петрович вежливо поблагодарил миссионеров и сказал, что в скором времени лично отблагодарит господина коменданта за ласку, оказанную ему семейством Аргуэлло, но сейчас поехать не может. В доме у того остановился губернатор, с которым он, Резанов, находится в отношениях государственных, и до выяснения их вынужден с великим прискорбием отказаться от столь доброго и любезного приглашения.

Толстый монах, плохо понимавший речь Резанова, наконец догадался, в чем дело, и, хлопнув себя по коленям, развеселился:

— Да губернатор тоже вас ждет, сеньор Резанов! Они все надели парадные мундиры, выстроили солдат, стоят на жаре...

— Падре Винценто не всегда успевает договорить, господин посол, — любезно объяснил второй, похожий на мышь, монах. — Сеньор губернатор просил вас оказать ему честь прибыть сегодня в дом президии. У него больная нога, и он еще не оправился после длинного переезда.

— А разве он не мог прислать офицера? — спросил Резанов.

Тогда Винценто чистосердечно признался:

— Мы предложили поехать сами.

Резанов улыбнулся и приказал слуге подать мундир и шпагу. Торопливость монахов, старавшихся опередить другие миссии, откровенная их заинтересованность изгладили неприятное ощущение от слишком уж домашнего приглашения губернатора. Он решил ехать. Тем более что нужно было проверить, как держаться дальше.

Надевая ленту и ордена, Резанов расспрашивал монахов об