Бернард Корнуэлл - Битва Шарпа Страница 72

Внизу в деревне умирающий красный мундир нашел тряпичную куклу, которую Харпер спрятал в нишу стены и запихнул ее себе в рот, чтобы заглушить громкие стоны. Теперь он умер, и его кровь хлынула из пищевода, и маленькая порванная кукла упала, залитая красным. Французы отступили за ручей, где они нашли укрытие за садовой оградой и открыли огонь по горцам и варвикцам, которые вылавливали последние группы оказавшихся в ловушке французов. Жалкая процессия французских военнопленных тянулась вверх по склону под смешанной охраной стрелков и горцев. Полковник Вильямс был ранен в контратаке, и теперь стрелки несли его к церкви, которая была превращена в больницу. Гнездо аиста на колокольне все еще оставалось там — неряшливая путаница веток, которую взрослые птицы покинули, напуганные шумом и дымом сражения, оставив птенцов голодать. Звуки перестрелки еще раздавались над ручьем некоторое время, затем стихли, потому что обе стороны прекратили первое сражение.

Но обе стороны знали, что оно не последнее.

Глава 8

Французы не нападали снова. Они стояли на восточном берегу ручья, в то время как позади них, за отдаленной полосой дубов, которая тянулась вдоль прямой пыльной дороги, остальная часть их армии медленно разворачивалась, так что в сумерках все силы Массена были расположены лагерем и дым от их костров превратил серый полумрак в адскую тьму, когда солнце село за горный хребет на британской стороне. Бой в деревне прекратился, но артиллеристы продолжали обмениваться залпами до темноты. Тут британцы имели преимущество. Их пушки были установлены прямо позади гребня плато, так что французы могли целиться лишь в линию горизонта, и большинство их ядер шли слишком высоко и громыхали, не нанося ущерба, над британской пехотой, скрытой гребнем. Выстрелы, нацеленные слишком низко, просто ударяли в склон горного хребта, который был слишком крут, чтобы пушечные ядра могли рикошетировать и попасть в цель. Британские артиллеристы, с другой стороны, имели ясную картину расположения батарей противника, и раз за разом их шрапнель с длинными запальными трубками убеждала французские расчеты замолчать или отводить свое орудие назад, под прикрытие деревьев.

Последняя пушка выстрелила на закате. Плоский звук эха раскатился и смолк в темной долине, в то время как дым из ствола пушки вился и расплывался на ветру. Небольшие пожары продолжались в деревенских руинах, кое-где пламя взметалось выше стен и пожирало сломанные балки. Улицы были забиты мертвецами и несчастными ранеными, которые всю ночь взывали о помощи. Позади церкви, куда были благополучно эвакуированы более удачливые раненые и убитые, жены искали мужей, братья — братьев, и друзья — друзей. Похоронные команды искали участки мягкой почвы на скалистых склонах, в то время как офицеры продавали с аукциона имущество их мертвых товарищей и задавались вопросом, сколько времени пройдет, прежде чем их собственное имущество будет продано с молотка за ничтожную цену. На плато солдаты тушили мясо недавно убитых коров в котлах, изготовленных во Фландрии, и пели сентиментальные песни о лесах в зеленом уборе и девушках.

Армии спали — каждая с заряженным и готовым к бою оружием. Пикеты сторожили темноту, в которой остывали артиллерийские орудия. Крысы шуршали среди павших стен Фуэнтес-де-Оньоро и жрали мертвецов. Немногие из выживших спокойно спали в ту ночь. Среди британских пеших гвардейцев было много методистов, и некоторые из гвардейцев собрались вместе для полуночной молитвы, продолжавшейся до тех пор, пока офицер голдстримцев не заворчал на них, чтобы они дали Богу и себе хоть немного передохнуть. Другие солдаты бродили в темноте, искали мертвых и раненых, чтобы ограбить их. Время от времени раненый пытался протестовать, и тогда штык быстро мерцал в звездном свете, и кровь проливалась на землю, и мундир новоиспеченного мертвеца обыскивался в поисках мелкой монеты.

Майор Таррант наконец узнал о предстоящей Шарпу следственной комиссии. Он вряд ли мог не услышать об этом, поскольку офицеры, направленные на склад боеприпасов, считали своим долгом высказать Шарпу свои соболезнования и утверждали, что армия, которая преследует человека за то, что он убил врага, — армия во главе с идиотами и управляемая дураками. Таррант тоже не понимал решения Веллингтона:

— Разве эти двое не заслужили смерть? Я согласен, что они не прошли через законную судебную процедуру, но даже в этом случае кто может сомневаться относительно их вины?

Капитан Донахью, который разделял последний ужин Тарранта с Шарпом, кивнул, соглашаясь.

— Тут дело не в двух убитых солдатах, сэр, — сказал Шарп, — но в проклятой политике. Я дал испанцам повод не доверять нам, сэр.

— Никто из испанцев не погиб! — возразил Таррант.

— Да, сэр, но слишком много хороших португальцев погибло, поэтому генерал Вальверде заявил, что нам нельзя доверять жизнь солдат других наций.

— Это глупо! — сказал Таррант сердито. — И что будет с вами теперь?

Шарп пожал плечами.

— Если следственная комиссия обвинит меня, это означает трибунал. Худшее, что они могут сделать мне, сэр, — отнять мою комиссию.

Капитан Донахью нахмурился.

— Хотите, я поговорю с генералом Вальверде?

Шарп покачал головой.

— И разрушите заодно свою карьеру? Спасибо, но нет. Проблема в том, — объяснил он, — кто должен стать Generalisimo Испании. Мы считаем, что это должен быть Носатый, но Вальверде не соглашается.

— Очевидно, потому что он хочет занять этот пост сам! — сказал Таррант презрительно. — Это никуда не годится, Шарп, никуда не годится.

Шотландец хмуро склонился над тарелкой с печенью и почками, которые Гог и Магог приготовили на ужин. Традиционно офицеры получали требуху недавно убитого рогатого скота — привилегия, от которой Таррант с удовольствием бы отказался. Он бросил самый неаппетитный кусок почки одной из множества собак, которые следовали за армией, и покачал головой.

— Есть какой-нибудь шанс, что вы сможете избежать этой дурацкой следственной комиссии? — спросил он Шарпа.

Шарп вспомнил саркастическое замечание Хогана, что единственная надежда Шарпа — французская победа, которая сотрет все воспоминания о том, что случилось в Сан Исирдо. Это казалось сомнительным решением, но была и другая надежда — очень слабая надежда, но Шарп думал о ней весь день.

— Продолжайте, — сказал Таррант, чувствуя, что стрелок колеблется давать ли ответ.

Шарп поморщился.

— Носатый, как известно, прощает солдат за хорошее поведение. Был один парень в 83-м, которого поймали — он украл деньги из ящика с пожертвованиями для бедных в Гуарде, и он должен был быть повешен за это, но его рота так хорошо дралась в Талавере, что Носатый его отпустил.