Станислав Вольский - Завоеватели Страница 73

Эспиноса успеха не имел. Альмагро твердо решил не верить ни одному слову бывшего друга и установить свои права силой меча.

Захватив с собой Эрнандо Пизарро и оставив Хуана и Гонзало Пизарро под стражей в Куско, Альмагро тронулся к побережью и в начале августа 1537 года достиг долины Чинча у западного склона Анд. Здесь ему донесли, что Гонзало и Хуан подкупили стражу и бежали к брату. Эрнандо Пизарро пришлось бы поплатиться за это головой, если бы не вмешательство влиятельных советников Альмагро.

Наместник опять возобновил переговоры, избрав на этот раз своим посланцем одного монаха, пользовавшегося большим уважением среди солдат и колонистов. Монаху удалось несколько смягчить Альмагро. Маршал даже согласился повидаться с Пизарро и переговорить с ним один-на-один. Свидание состоялось в небольшой деревушке неподалеку от Чинчи.

Пизарро, приехавший раньше, встретил Альмагро, как обычно, улыбкой, ласковым кивком головы, крепким рукопожатием. Он вспоминал старую дружбу, совместные походы, общие тревоги и страдания последних лет. Может быть, ему удалось бы в конце концов смягчить Альмагро, если бы с его губ не сорвалось случайно имя де-Люке. А как только оно было произнесено, Альмагро вспомнил о неисполненном договоре, о несправедливом дележе добычи, о лживых обещаниях, о вероломных советах. Все обиды сразу встали в его памяти, и кровь бросилась в голову.

Автограф Пизарро (справа и слева — начертания Пизарро, в середине — подпись секретаря).

— Пусть буду я мучиться на самом дне ада, если я когда-нибудь поверю тебе, Франсиско! — воскликнул он вне себя от гнева. — Нам не о чем долго говорить: Куско и Хауха мои. Признай мои права в договоре, добейся подтверждения их у короля, и никакой уговоренной третьей части я не буду с тебя требовать. А если ты не согласен, пусть решит дело оружие.

Пизарро пробовал говорить об интересах короны, о своих заслугах и полномочиях — Альмагро не слушал его. Свидание кончилось взаимными попреками и оскорблениями, и компаньоны разъехались. Но Эрнандо Пизарро все-таки оставался в руках Альмагро. Впредь до его освобождения Пизарро не мог начать войны. Война привела бы к тому, что Эрнандо был бы немедленно казнен. Прежде всего нужно было спасти брата, а потом уж начинать схватку.

Через несколько дней после неудачного свидания маршалу привезли от наместника новые, условия. Пизарро согласен предоставить ему Куско до тех пор, пока спор не будет разрешен королем, но Эрнандо должен быть освобожден немедленно. Условия были приняты, и сын Альмагро, Диего, лично отвез Эрнандо в лагерь его брата. За дружеской пирушкой были, по-видимому, забыты все прошлые обиды. И Эрнандо и Франсиско Пизарро клялись в любви к маршалу и желали всяческих успехов его начинаниям. Наместник трепал Диего по плечу, хвалил его выправку и молодцеватый вид.

— Как я хотел бы, чтобы мое наместничество досталось такому же молодцу, как ты! — говорил он. — Твой отец счастливее меня: наследник его будущих владений — уже взрослый мужчина, а мой только что появился на свет. Передай отцу, что я найду тебе такую невесту, какой позавидовали бы все гранды Испании.

Диего уехал из лагеря Пизарро обласканный и радостный. «Наместник все-таки не такой уж плохой человек, — думал он. — Отец в конце концов с ним сговорится».

А на следующее утро Пизарро, созвав свою армию, перечислил все обиды Альмагро и объявил, что его долг — примерно наказать изменника. Вслед за этим к Альмагро был послан гонец с извещением, что заключенный накануне договор расторгается. О мире больше не было речи — начиналась открытая война.

Соперники уже не принимали в ней непосредственного участия. Годы надломили даже железное здоровье Пизарро, и он, закончив приготовления и поручив командование армией Эрнандо, уехал в Лиму. На Альмагро тоже сказались старость и бурно проведенная молодость: телесная крепость, находчивость, сообразительность — все это куда-то исчезло, и согнувшаяся спина конквистадора, казалось, не в силах была вынести нового свалившегося на нее бремени. Он сдал начальство над армией Оргоньесу, только что закончившему военные операции в окрестностях Куско и рассеявшему все полчища инки. Оргоньес советовал не итти вперед, а возвратиться в Куско и приготовиться к обороне. Так и было сделано.

Альмагро болен, так болен, что по пути пришлось на три недели приостановить поход, дабы дать ему отдых. Он не может передвигаться — его носят на носилках. И, что еще хуже, он плохо соображает, путается в распоряжениях, отдает нелепые приказы. Если бы не энергия его заместителя, армия быстро превратилась бы в беспорядочное стадо.

В апреле 1538 года, как раз через год после триумфального въезда Альмагро, войска Эрнандо Пизарро приблизились к столице. На военном совете было решено дать им бой в долине Лас-Салинас. Альмагро, совсем уже потерявший способность двигаться, приказал нести себя на носилках на ближайший холм, чтобы оттуда лично следить за ходом боя.

Битва началась. Уже с самого начала ее Альмагро стало ясно, как неудачно выбрано это место. Местность была неровная и изобиловала ямами. Кавалерия, составлявшая главную силу Альмагро, не могла там развернуться, и лошади то и дело спотыкались и падали. На стороне Эрнандо был большой численный перевес — у него было на двести человек больше, чем в отряде Альмагро.

А кроме того, солдаты его были снабжены новыми только что привезенными из Фландрии мушкетами, которые заряжались несколькими сцепленными друг с другом пульками и по силе действия стояли намного выше прежних аркебуз. На ровном поле эти преимущества были бы не очень страшны для закованных в броню всадников, стремительному натиску которых не в силах была сопротивляться пехота. Но здесь каждая яма, каждый бугор давали убежище для стрелков и крайне затрудняли атаку конницы. Сомкнутые ряды железных всадников быстро расстраивались, и уже через час после начала боя отряды Альмагро разбились на отдельные кучки. Меткие выстрелы мушкетеров выбивали солдат из строя, прежде чем они могли сойтись с противником врукопашную.

Альмагро видит, как редеют ряды его солдат. Они отбиваются яростно, упорно, но пули мушкетов делают свое дело — и уже убит Оргоньес, и уже несут на носилках его ближайшего заместителя, Лерму. С губ маршала срывается проклятие. О, если бы вернуть былую силу этим ногам, которые не хотят повиноваться, этим рукам, которые висят, как плети! О, если бы стать прежним Альмагро — не юношей, даже не пожилым человеком, а хотя бы таким, каким он был четыре-пять месяцев назад!

— Пресвятая дева, помоги, выручи! — шепчет старик. — Не ради меня — ради Диего! Ведь ему всего семнадцать лет! Не дай погибнуть безвинному мальчику!