Луи Жаколио - Покоритель джунглей Страница 74

Сердар сиял. Барбассон так ясно и точно изложил его мысли, что он собирался похвалить моряка за проницательность, но в этот момент вошел Сами, он был очень взволнован.

— Сахиб, — сказал он, — не знаю, что происходит, но мне кажется, кто-то стучится со стороны долины. Ауджали кричит, словно сумасшедший.

— Это тота! Я же говорил! — торжествующе воскликнул Барбассон. — Никто, кроме него, не мог спуститься в долину. Смотрите-ка, Кишнайя — ловкий парень, он хочет воспользоваться случаем. Но избыток ума вредит, как говорят в моих краях.

— Открыть? — спросил Сами.

— А, черт побери, чем мы рискуем? — воскликнул провансалец.

Все присутствующие окаменели от изумления, так быстро развивались события, хотя, в сущности, в этом не было ничего удивительного. Было вполне естественно предположить, что тота слишком поторопился уйти вместе со своими пантерами, обезумевшими от крика Ауджали, что Кишнайя не удовольствуется принесенными ему неполными сведениями, зная, с каким противником придется ему иметь дело. В этом случае немедленное возвращение тота-ведды было самым надежным средством отвести подозрения. Глава тугов непременно заставил бы тоту вернуться, ибо сам в этом деле ничем не рисковал. В случае же удачи выигрыш был бы для него огромный. Более того, он почти не сомневался в успехе, учитывая дружеский прием, оказанный туземцу. Разумеется, Кишнайя не знал, что после разоблачения тоты ситуация изменилась. Во всем происходящем не было ничего странного, никаких совпадений, факты соединялись между собой и логически вытекали один из другого, что и продемонстрировали рассуждения Сердара и Барбассона.

Чуть поколебавшись, Сердар сделал знак Сами, и метис, выйдя в коридор, повернул, волнуясь, скалу. В тот же миг тота-ведда, а это был он, одним прыжком оказался внутри и бросился к ногам Сердара. Пантеры не осмелились последовать за ним и остались снаружи. Сами на всякий случай закрыл вход, чтобы кошки не явились на помощь хозяину.

Неуловимым движением Сердар дал понять друзьям, что хочет сам вести разговор.

— Ну, мой славный Ури, ты, стало быть, вернулся? — спросил он туземца, ласково гладя его по голове. Он нарочно обратился к нему на каннарском языке, на котором, по словам Нариндры, тота разговаривал с пантерами.

— Ури! Ури! — повторял тота с таким невинным видом, что присутствующие не могли не восхититься совершенством, с которым он играл свою роль.

— Злюка, — продолжал Сердар, — разве можно оставлять друзей, не предупредив их! А может, кухня нашего друга Барнетта пришлась тебе не по вкусу? А ведь он вчера превзошел самого себя.

— Ури! Ури! Ури! — ответил факир с тупым равнодушием.

Сердар подумал, что эта игра может длиться долго и так он не продвинется ни на шаг. Он чувствовал, как кровь кипела у него в жилах, и с трудом сдерживался, чтобы не бросить тоте в лицо всю правду. Вместе с тем Сердар хотел разглядеть в поведении хитрого мошенника хоть малейший намек на то, что он не заблуждался на его счет. Разумеется, слова, услышанные Нариндрой, являлись самым веским из доказательств, но в этом тщедушном существе было столько искренности и прямодушия, все черты его дышали такой непринужденностью, такой наивной радостью от встречи с другом, что Покоритель джунглей порой спрашивал себя, не ошибся ли Нариндра.

Сердар решил сделать последнюю попытку, прежде чем прибегнуть к принуждению, в которое он верил слабо. Подобные меры почти не действуют на факиров, привыкших легко сносить лишения и физическую боль. Не было еще случая, чтобы от одного из этих людей удалось чего-то добиться, если он дал клятву молчать.

Надо было попытаться застать его врасплох, добиться самой незначительной реакции с его стороны, а затем подействовать на него с помощью кастовых или религиозных предрассудков, имеющих над индусами безграничную власть.

На этом Сердар остановился, решив в случае неудачи посадить мнимого тоту под арест, чтобы он не мог причинить им никакого вреда.

Стараясь не глядеть на тоту слишком пристально и внимательно, чтобы не возбудить у него подозрений, но одновременно не спуская с него глаз, Сердар продолжал дружеским тоном:

— Ты хорошо сделал, что вернулся, несчастное, заброшенное существо. У нас ты ни в чем не будешь нуждаться, равно как и твои пантеры, к которым ты так привязан.

Затем, глядя ему прямо в лицо, он быстро бросил ему фразу, услышанную Нариндрой: «Тише, Нера! Тише, Сита! Поспешим, сегодня мы славно поработали!»

Как ни был мнимый тота готов к своей роли, удар был слишком силен и неожидан, чтобы он мог встретить его обычным равнодушием. Глаза его сверкнули, брови невольно сдвинулись, и он бросил быстрый взгляд в сторону коридора, через который вошел, словно взвешивая шансы на спасение. Но все это длилось лишь мгновение, тота не выдал себя ни одним движением. На лице его застыло все то же выражение детской наивности, которое ему так хорошо удавалось, и он в третий раз повторил слово, которым выражал все свои эмоции: «Ури! Ури!» — сопроводив его веселым взрывом хохота, который должен был скрыть его ужас, ибо в этот момент он, несомненно, считал, что погиб.

Сколь мимолетной ни была реакция факира, она не ускользнула от Сердара, довольного достигнутым результатом. Он подождал, пока закончится приступ веселья, и сказал мнимому тоте голосом, исключавшим впредь всякое лицемерие:

— Прекрасно сыграно, малабарец, но комедия довольно продолжалась, встань, и если ты дорожишь жизнью, отвечай на наши вопросы.

Сердар говорил резко, без обиняков, и факир понял, что притворством ничего не добьется. Подчиняясь приказу, он встал и, прислонившись к стене, ждал с выражением глубокого презрения и полнейшего равнодушия. Это уже был не хилый тупица, не урод-недоносок, а существо мужественное и сильное, несмотря на свою невероятную худобу; резко очерченные черты его лица дышали энергией.

Этому человеку потребовалась огромная сила воли в соединении с тончайшим искусством, чтобы сыграть свою роль с таким совершенством, что все были введены в заблуждение. В какой-то момент Сердар начал было сомневаться в истинности рассказа Нариндры.

— Хорошо, — сказал Сердар, видя, что тота повиновался. — Ты признаешься, следовательно, что понимаешь по-каннарски. Продолжай в том же духе, и я думаю, мы сможем договориться. Главное, не пытайся лгать.

— Рам-Шудор отвечает, когда ему угодно, молчит, когда хочет, но Рам-Шудор никогда не лжет, — с достоинством ответил индус.

— Кто послал тебя сюда шпионить за нами?

Факир покачал головой и не произнес ни слова.

— Ты напрасно пытаешься скрыть его имя, — продолжал Сердар, — мы его знаем, это Кишнайя, предводитель тугов в Меваре.