Константин Паустовский - Бригантина, 69–70 Страница 77

Мне довелось объездить многие города и деревни севера европейской части России. Встречал простых людей, хранящих старинные иконы и книги, ювелирные изделия типа великоустюжских гайтанов, черненого серебра или резной кости. Но они берегли их для себя, только как свою собственность. Старые и религиозные люди, владея такими вещами, не испытывали гордости за искусство и древнюю культуру русского народа. Нет! Это было им недоступно. Если только они не были староверами, новая, литографская икона с бумажными цветами в позолоченном киоте всегда дороже для них почерневшей доски с живописью XVI–XVII веков. Серебряный гайтан — цепочка из тысячи колец величиной меньше спичечной головки, вручную согнутых и спаянных мастерами города Великий Устюг в XVI–XVII столетиях, — расценивался как дорогое украшение, и только. Ничего не стоило выменять его на портативный радиоприемник. Когда старики умирают, молодежь выбрасывает за ненадобностью древнерусские иконы и рукописные книги в реку. Так повсюду. Но только не в Верхней Сванетии. Лахамульская книга не принадлежит старику, она есть достояние всего селения. Она гордость Лахамула и никогда не будет выброшена в Ингур.

Придерживаясь за скалы, мы выбрались наверх, и я остановился пораженный: стена крепости, две сторожевые башни и трапезная — все было новым, только что реставрированным. Вот уж чего не ожидал! Но об этом после.

Церковь Квирика и Юлиты называют часто монастырем. Когда-то, говорят, здесь жили двенадцать монахов, что является, в общем, исключением. В Верхней Сванетии не бывало монастырей и монахов, тут давно уже обходились даже без священников.

Сопровождающий нас сван открыл ключом массивный замок в не менее массивной двери, и мы, пройдя через темноватый тоннель, вышли на территорию монастыря. Весь он размером не больше теннисного корта, стоит на ровной, чуть наклоненной скале, так что пол в трапезной, в башнях и в самой церкви — естественная скала. Часть стены у трапезной и у башни — тоже скалы. Построен монастырь ступенью, на верхней — церковь, башня, видная из ущелья, навес с крючками для мясных туш и под навесом стол для разделки мяса. Тут же большие медные котлы для варки его, очаг. На нижней ступени — трапезная, башня и вот этот каменный коридор, по которому мы вошли. Между строениями зеленые лужайки. Возле церкви пристройка с очагом и скамейками и укрепленный цементом квадрат для установки знамени. За стенами с трех сторон — пропасти, жутко глянуть, вдруг раздались беспощадно громкие удары колокола. Это было совершенно неожиданным. Звонил наш провожатый, звонил упорно. Я не понял, в чем дело, решил, развлекается человек. Развлечение показалось неуместным, кощунственным. Но когда мы уходили, он опять взялся за веревку, колокол на пристроенной к церкви маленькой колокольне закачался, и густой звук его разнесся по горам. Оказывается, такой порядок: все должны знать, здесь находятся люди, знать, когда пришли и когда ушли. Кто были эти люди, всем уже известно.

В трапезной на скальном полу стояли медные котлы для варки араки и мяса, деревянное корыто для замешивания теста, бочки. Сложены вдоль стен заготовленные впрок березовые дрова. Возле очага — шиферная плита на подставке для изготовления лепешек, над очагом повешена, чтоб не случилось пожара, другая плита. Все, как в старинном сванском доме. Только стропила и крытый дранкой потолок совсем новые, не успевшие еще потемнеть.

Я не сомневался в том, что реставрация произведена учеными и архитекторами по программе грузинской или союзной Академии наук. Ничего подобного! Все восстановлено и приведено в прежний вид самими сванами, по собственной инициативе и на свои средства! Не было ни инженера, ни историка, ни архитектора, ни начальника с заместителем, ни завхоза, ни экспедитора — ни одного из тех должностных лиц, которыми у нас так быстро обрастает любое дело. Так же как теперь нет здесь заведующего, сторожей, штатных экскурсоводов. Этот интереснейший историко-этнографический музей, как все подобное в Верхней Сванетии, принадлежит всем сванам, народу. Народ его создал, народ его сберег, и народ его теперь реставрировал, заботится о нем и охраняет его.

Просто собрали деньги (17 тысяч рублей, немалые для сванов деньги), купили цемент и лес, все необходимые стройматериалы и восстановили свой памятник истории и культуры. Строили сообща и, понятно, бесплатно. Никого не приходилось уговаривать, агитировать, все свое свободное время отдавали. И народу-то совсем немного! Все было сделано недавно, в 1967 году, но дело не закончено. У крепости имелось четыре башни, а пока стоят только две, стена раньше была повыше. Реставрация продолжится в следующем году.

А дело нелегкое… Сторожевую башню над пропастью не каждый возьмется класть. Привязавшись к веревке, ее выкладывал Григор Хардзиани, совсем старик. Ему подавали цепочкой камни, а он их укладывал и цементировал. Камни носили снизу, от реки. Раз Григор полетел со стены, чудом остался жив. Думают строить еще две башни, одну вместо колокольни, другую для дежурного. Под сторожевую башню натаскали с реки и сложили круглые булыжники, которые служили когда-то оружием обороны. Чтоб все «как было».

А как было? В X веке как было? Кто это знает из сванов? Как ни прекрасен факт сам по себе, он таит серьезную опасность, вызывает чувство досады. Непрофессиональные реставраторы — смерть для произведения искусства, для памятника архитектуры. Ведь нет ни чертежей тех веков, ни фотографий, даже рисунка. Григор помнит, что ему рассказывал дед. Деду рассказывал его дед. Но эти предания не могут уходить в глубь десяти веков, а если кое-что и доходит оттуда до нас, то обязательно в искаженном виде. Не раз приходилось убеждаться в этом собственными глазами.

Помню, разговаривал с двумя сванами — учителями истории. Зашла речь о том, были ли в Верхней Сванетии татары (разговор шел о возникновении праздника «льва»). Были здесь татары или нет? «Это надо спросить у стариков», — говорит один. «Узнаем у такого-то, он очень старый», — решает другой. Спросили. Были татары, говорит старик. Значит, были. И никуда не денешься, бессмысленно спорить и ссылаться на литературные источники, доказывая, что татарское нашествие обошло страну и татары никогда не проникали в Верхнюю Сванетию.

Так и тут. Старики помнят, как выглядел монастырь Квирика и Юлиты 70–80 лет назад, пусть сто, пусть даже двести, но не тысячу! Таков парадокс — с одной стороны, радостно видеть, как люди, не дожидаясь решений ведающих памятниками старины организаций и ученых, сами берутся и восстанавливают памятник своей культуры; с другой стороны, этот памятник уже безнадежно загублен не поставленной на научную основу реставрацией.