Вальтер Скотт - Кенилворт Страница 8

— Да, но это, куманек, было во времена королевы Марии, — ответил хозяин, — когда отец Тони управлял здесь имением аббата из Эбингдона. Но потом Тони женился на чистокровной прецизианке, и поверьте, что он сделался заядлым протестантом.

— И теперь заважничал, стал задирать нос и презирать своих старых друзей, — добавил торговец.

— Значит, дела у него пошли на лад, как пить дать, — сказал Лэмборн. — Как только у кого появятся собственные червонцы, он сейчас же начинает держаться подальше от тех, чьи средства зависят от достояния других людей

— Пошли на лад, да не очень-то! — возразил торговец. — А вы помните Камнор-холл, старый замок около кладбища?

— А как же, я там трижды обворовывал фруктовый сад. Да что из того? Это было жилище старого аббата, когда в Эбингдоне была чума или какая-то другая хворь.

— Да, — подтвердил хозяин, — но это было очень давно. А теперь там распоряжается Энтони Фостер. Он живет в замке с разрешения одного знатного вельможи, который получил церковные земли от королевы. Вот там он и проживает, и ему дела нет до любого бедняка в Камноре, как будто его самого пожаловали в рыцари.

— Нет, — возразил торговец, — тут дело не только в гордости Тони: в доме у него имеется прекрасная леди, и Тони даже солнечному лучу не дозволяет на нее взглянуть.

— Что? — воскликнул Тресилиан, который сейчас впервые вмешался в разговор. — Разве вы не говорили, что Фостер женат, да притом на прецизианке?

— Женат-то он был женат, и на такой заядлой прецизианке, какая когда-либо ела мясо в пост. И жили они с Тони, говорят, как кошка с собакой. Но она умерла, упокой господи ее душу! А у Тони осталась дочка. Вот и думают, что он собирается жениться на этой незнакомке, о которой тут ходят разные толки.

— А почему же? То есть я хочу сказать — почему о ней ходят разные толки? — спросил Тресилиан.

— Откуда мне знать, — ответил хозяин. — Знаю только, что люди говорят, будто она прелестна, как ангел, но никому не известно, откуда она появилась, и каждому желательно разузнать, почему ее так строго держат в клетке. Я-то ее никогда не видел! а вот вы, кажись, видели, мистер Голдтред?

— Видел, видел, старина, — подтвердил торговец. — Вот слушайте: ехал я как-то из Эбингдона… Проезжаю под восточным окном закрытого балкона в старом замке, где измалеваны все старики святые, и всякие легенды, и тому подобное. Поехал я не обычной дорогой, а через парк. Задняя дверь была на запоре, и я решил, что по праву старого товарища могу проехать среди деревьев, там и тени больше — день-то был довольно жаркий, — да и пыли меньше. На мне был камзол персикового цвета, вышитый золотом.

— Каковым одеянием, — вставил Майкл Лэмборн, — ты и хотел блеснуть перед красавицей. Ах ты плут этакий, опять взялся за свои старые проделки!

— Да не в том дело, не в том, — возразил торговец, самодовольно ухмыляясь, — не совсем так. Любопытство, знаешь ли, одолело, да притом и чувство сострадания… Ведь юная особа, бедняжка, с утра до вечера не видит никого, кроме Тони Фостера с его нахмуренными черными бровями, бычьей головой и кривыми ногами.

— А ты хотел предстать перед ней этаким малюткой щеголем в шелковом камзоле, с ножками как у курочки, в козловых сапожках и с круглой ухмыляющейся рожей, на которой словно написано: «Что вам угодно-с?», да вдобавок увенчанный бархатной шляпой с индюшачьим пером и позолоченной брошкой? Эх, мой славный лавочник, у кого хорош товарец, тот и рад его сейчас же напоказ выставить. А ну-ка, джентльмены, пошевелите свои кружки, поднимаю тост за длинные шпоры, короткие сапоги, полные шляпы и пустые черепа!

— Ага, я вижу, ты завидуешь мне, Майк, — объявил Голдтред. — Но ведь такое счастье могло выпасть на долю и тебе, да и любому другому.

— Пошел ты к дьяволу со своей наглостью! — заревел Лэмборн. — Да как ты смеешь сравнивать свою пудинговую морду и тафтяные манеры с джентльменом и солдатом?

— Извините, любезный сэр, — вмешался Тресилиан, — позвольте попросить вас не прерывать этого милейшего малого. Мне кажется, он рассказывает так хорошо, что я готов слушать его до полуночи.

— Вы слишком снисходительны к моим достоинствам, — ответил мистер Голдтред. — Но раз уж я доставляю вам удовольствие, почтеннейший мистер Тресилиан, я продолжу свой рассказ несмотря на все насмешки и остроты сего доблестного воина, который, вероятно, заработал себе в Нидерландах больше колодок, чем крон. Итак, сэр, когда я проезжал под большим расписным окном, бросив поводья на шею своего жеребца-иноходца, отчасти чтобы мне самому удобнее было, отчасти для того, чтобы осмотреть все кругом получше, как вдруг слышу — отворилась решетчатая ставня, и провалиться мне на этом месте, если за ней не стояла красавица, какой я в жизни раньше не видывал. А я ведь видал много хорошеньких девиц и могу судить о них, пожалуй что, и не хуже других.

— Могу я попросить вас описать ее наружность, сэр? — сказал Тресилиан.

— О, сэр, даю вам слово, — ответствовал мистер Голдтред, — она была одета как знатная женщина, очень необычное и приятное платье, которое подошло бы даже самой королеве. На ней было платье из атласа имбирного цвета, который, на мой взгляд, должен стоить около тридцати шиллингов за ярд, и отделанное двумя рядами широких кружев из золота и серебра. А ее шляпа, сэр, право же, самая модная штучка, которую мне приходилось видеть в этих краях, из темно-красной тафты, украшенная скорпионами из веницейского золота, а по краям отделанная золотой бахромой… Клянусь вам, сэр, великолепная, бесподобная выдумка. Что касается юбок, то они были со вставным передом по старой моде…

— Я не об одежде вас спрашиваю, сэр, — прервал его Тресилиан, проявлявший во время рассказа признаки явного нетерпения, — а о наружности — цвете волос, чертах лица…

— Цвет лица-то я не очень запомнил, — ответил торговец. — Но зато я разглядел, что у нее на веере была ручка из слоновой кости с замысловатыми узорами. А что до цвета волос, то опять-таки, каков бы он там ни был, уверяю вас, она была увенчана сеткой из зеленого шелка, окаймленной золотом.

— Память самая торгашеская, — сказал Лэмоорн. — Джентльмен спрашивает его о красоте дамы, а он вам разглагольствует о ее чудесных нарядах и уборах.

— Да говорят же тебе, — с досадой возразил торговец, — у меня не было времени ее рассматривать. И как раз когда я собирался пожелать ей доброго утра и поэтому начал с изящнейшей улыбки…

— Похожей на улыбку обезьяны, скалящей зубы при виде каштана, — подхватил Майкл Лэмборн.

— Как вдруг, откуда ни возьмись, — продолжал Голдтред, не обращая внимания на то, что его прервали, — появился сам Тони Фостер с дубинкой в руке…