Густав Эмар - Карденио Страница 8

В комнате стояла тишина.

Вдруг вдали послышался звон колокольчика.

– Что это? – прошептал дон Мельхиор.

Донья Хуана не шевельнулась, не подняла даже головы. Все ее существо было обращено к дочери, и она ничего не слышала и не видела вокруг себя.

В эту минуту дверь тихонько приотворилась, в нее просунулась голова с сильно загорелым лицом.

– Что случилось, дон Рамон? – спросил плантатор.

– Идите-ка сюда! – ответил дон Рамон, который был одним из управляющих сеньора Бартаса.

Дон Бартас вышел, тихо затворив за собой дверь. Дон Рамон ожидал его в соседней комнате, которая служила залой, называемой американцами гостиной.

Дону Рамону было тридцать два или тридцать три года; он родился и вырос в семье Бартасов и был безгранично предан им. Был он немного выше среднего роста, но прекрасно сложен, широкоплечий, довольно плотный, с железными мускулами, и обладал необычайной силой. Ноги у него были дугой, как, впрочем, почти у всех, кто много ездит верхом, на правом боку висел мачете, а из голенища сапога торчала рукоятка складного ножа.

– Что случилось, дон Рамон? – спросил плантатор.

– Господин, – ответил управляющий, – какие-то незнакомцы просят оказать им гостеприимство и ждут вашего разрешения.

– Отчего же ты их тотчас же не впустил? Даже если бы злейший враг просил приютить его в такую погоду, у меня и тогда не хватило бы духу ему отказать.

– То-то и оно, господин… – проговорил управляющий в замешательстве.

– Да что же случилось? – спросил нетерпеливо дон Бартас.

– А то, что путники – индейцы!

– Какое нам до этого дело? Разве они не такие же люди, как и мы?

– Что правда, то правда, да индеец этот – ваш злейший враг. Он из вождей племени апачей, и с ним четверо спутников. Одним словом, это – Пламенное Сердце!

– Пламенное Сердце! – прошептал плантатор глухим голосом. – Зачем он здесь? Да, впрочем, не все ли равно? Долг гостеприимства требует, чтобы мы его приняли, а потому введите его сюда, а остальных можно проводить в помещение для гостей и подать им все, что ни спросят. Не забудьте проявить максимум предупредительности к этим людям, которые являются вашими гостями. Идите! Я буду ждать здесь. Скажите Педрильо, чтобы он принес сюда прохладительное.

Управляющий поклонился и вышел из залы.

– Однако такой визит вряд ли возможен без причины, – прошептал дон Бартас, когда остался один. – Что-нибудь за этим да кроется. Пожалуй, измена?! Однако Пламенное Сердце слывет за честного человека. Посмотрим!

В эту минуту вошел Педрильо, неся на большом подносе разнообразное угощение: дичь, печенье из маиса, фрукты к различные напитки. Все это он расставил на столе, затем зажег две лампы и удалился.

Почти в ту же минуту дверь растворилась и вошел управляющий в сопровождении вождя апачей. Плантатор сделал знак, дон Рамон вышел, и дон Бартас остался наедине со своим гостем.

Это был настоящий гигант, роста более шести футов и двух дюймов. Сложен он был прекрасно, кожа имела цвет античной бронзы; у него был высокий открытый лоб, большие черные глаза со слегка приподнятыми к вискам бровями, нос с небольшой горбинкой, выдающийся вперед квадратный подбородок и большой рот с красными, толстыми губами и острыми белыми зубами. Уши его, в которых торчали перья и другие украшения, свисали почти до самых плеч.

Волосы на голове индейца были гладко выбриты. Исключение составлял длинный пучок, оставленный на макушке и уложенный почти на самом лбу в виде султана. Волосы были обильно смазаны медвежьим жиром, смешанным с красной глиной, так что разобрать их настоящий цвет не представлялось никакой возможности. Эта прическа была дополнена пером, воткнутым с левой стороны, справа же торчал деревянный нож, покрытый зеленой краской.

Раскрашенное черным, белым, голубым и красным цветом лицо имело необыкновенное выражение высокомерия, отваги и жестокости. Шею индейца украшали два ожерелья: одно из медвежьих когтей, другое из бусинок и медали с изображением Джорджа Вашингтона. На обнаженной груди заметно проступали следы многочисленных ран. Одет он был в кожаные штаны митассес, стянутые на талии кожаным же поясом, к которому были прикреплены пороховница из рога бизона, мешочек для пуль, скальпировальный нож, топор и на длинной цепочке – свисток, выдолбленный из человеческой голени. Митассес были заправлены в мокасины, элегантно украшенные вышивкой и стеклярусом. К задней части мокасин были привязаны длинные волчьи хвосты, почетное право носить которые имели исключительно только храбрецы.

На левое плечо индеец накинул плащ из шкуры бизона, шерстью внутрь. Правая сторона плаща была испещрена всевозможными рисунками. Сзади же его украшали перья различных сортов, так что спускались на спину наподобие могучей гривы.

Руки вождя украшали тяжелые золотые и серебряные браслеты. Кожаный ягдташ, служивший сумкой для снадобий, висел через правое плечо на левом боку. В правой руке он держал длинное охотничье ружье, а в левой – хлыст и веер, сделанный из орлиного крыла.

Таков был предводитель апачей, причем его гордый взгляд и важная походка, несмотря на то, что ему было едва ли тридцать лет, внушали невольное почтение.

Он торжественно вошел в залу, положил ружье, веер и хлыст на стул и, вытянув в знак приветствия вперед руку, обращенную ладонью кверху, не без изящества поклонился плантатору.

– Я очень благодарен моему собрату Пламенному Сердцу, – проговорил в ответ дон Мельхиор, – что он, будучи застигнут бурей, вспомнил, что недалеко находится жилище друга, который всегда рад оказать ему гостеприимство.

– Пламенное Сердце не друг Белой Головы, – проговорил индеец горловым голосом. – Но Белая Голова мудр. Недаром много зим посеребрили его голову. Он знает, что Пламенное Сердце – его враг, и все-таки не отказал ему в гостеприимстве. Пламенное Сердце благодарит и не забудет этого!

– Садись и отдохни. Вот еда и питье. Теперь между нами мир и не будем нарушать его.

– Пламенное Сердце говорит, что думает. Он благодарит Белую Голову за гостеприимство, но мир между ними только до тех пор, пока они под одной крышей. Как только апач покинет его дом, он бросит Белому в знак вызова окровавленные стрелы.

– Ты хорошо знаешь, – ответил дон Бартас, – я всегда готов как к миру, так и к войне. Ведь это ты без всякого основания заявляешь, что занимаемая мной территория принадлежит вам, апачам. Однако я сумею защитить свою собственность. Впрочем, теперь не время думать об этом. Ты – мой гость, а потому располагайся и отдыхай!

– Белый хорошо говорит, я с ним согласен, а потому принимаю приглашение.

Гость и хозяин сели и принялись за еду. Индеец был действительно голоден и ел с аппетитом, а дон Мельхиор исполнял только долг вежливости, едва притрагиваясь к еде.