Генри Хаггард - Клеопатра Страница 8

Али принес с собой деревянный молоток и зубило и, поставив саркофаг как положено, принялся за работу с рвением опытного грабителя древних гробниц. Через некоторое время он указал мне на еще одну необычную деталь. Большинство саркофагов закрываются при помощи четырех выступающих язычков на крышке, по два с каждой стороны, которые входят в специальные пазы, вырезанные в стенках нижней части, где прочно закрепляются колышками из твердой древесины. Но у этого саркофага было восемь таких язычков. Наверняка его хотели закрыть особенно крепко.

Наконец, с большим трудом, мы подняли массивную крышку толщиной почти в три дюйма и увидели внутри тело, лежавшее под толстым слоем ароматных трав, что очень необычно.

Али смотрел на мумию, широко раскрыв глаза, оно и неудивительно, потому что эта мумия была не похожа на других. Я тоже ничего подобного никогда не видел. Мумии, твердые и прямые, словно вырезанные из дерева фигуры, как правило, лежат на спине, но эта мумия лежала на боку, и, несмотря на полосы ткани, которыми она была обернута, ее ноги были немного согнуты. Но и это еще не все. Золотая маска, которую положили на ее лицо согласно существовавшему во времена Птолемея обычаю, лежала под головным убором.

Видя все это, нельзя было не прийти к единственному выводу, что мумия, которая находилась у нас перед глазами, двигалась после того, как ее закрыли в саркофаге.

– Очень странный мумия. Он не «мафиш», когда его сюда положить, – сказал Али.

– Чушь! – сказал я. – Живых мумий не бывает.

Мы вынули тело из саркофага, чуть не задохнувшись от тысячелетней пыли, слетавшей с мумии, и под ним, среди сухой травы, обнаружили первую находку. Это был папирус, наспех свернутый и замотанный в кусок ткани. По его виду можно было судить, что его бросили в саркофаг в последний миг, когда он закрывался[5].

Али впился в папирус жадными глазами, но я положил его себе в карман, поскольку по нашему договору я мог забирать себе все, что могло обнаружиться в гробнице. Потом мы начали разворачивать тело. Оно было обернуто очень широкими и прочными пеленами, туго затянутыми и грубо завязанными, иногда простыми узлами, явно в страшной спешке и с большим напряжением сил. На голове был виден большой бугор, и когда мы сняли повязки, то увидели, что на лице мумии лежит второй свиток папируса. Я взялся за него и хотел поднять, но он не отставал от тела. Свиток каким-то образом был прикреплен к прочному, без единого шва, покрову, который обволакивал все тело и был завязан под ступнями таким же способом, каким фермеры завязывают мешки. Этот саван, тоже густо пропитанный маслами, состоял из единого куска ткани и скроен был так, чтобы облегать тело, как предмет одежды. Я поднес свечку, осмотрел свиток и понял, почему он не отрывался. Благовонные масла загустели и приклеили его к мешку-савану. Снять его, не повредив внешние листы папируса, было невозможно[6].

Все же я кое-как открутил его и положил в карман туда же, где был первый.

После этого мы продолжили свою жуткую работу в молчании. Очень осторожно мы разрезали саван-мешок, и нам наконец открылось тело лежащего в саркофаге мужчины. Между его коленями лежал третий свиток папируса. Я спрятал и его, после чего опустил свечку и посмотрел на мумию. Мне, как врачу, хватило одного взгляда, чтобы понять, от чего умер этот человек.

Тело не было совсем сухим. Несомненно, оно не пролежало положенных семидесяти дней в соляном растворе, из-за чего лицо сохранилось лучше, чем это бывает у других мумий. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что я очень надеюсь, что мне никогда больше не придется снова видеть такого взгляда, той муки, которая застыла на лице этого покойника. Даже арабы в ужасе попятились от него и начали бормотать молитвы.

Разрез на правом боку, который делают бальзамировщики, вынимая внутренности, отсутствовал. У него были правильные черты лица мужчины средних лет, хотя волосы были уже седыми, и тело очень сильного человека с необычайно широкими плечами, свидетельствующими об огромной физической силе. Однако осмотреть его более внимательно я не успел, потому что уже через несколько секунд после того, как были сняты повязки, незабальзамированное тело под воздействием воздуха начало рассыпаться. Через пять-шесть минут от него буквально ничего не осталось, только клочок волос, череп и несколько самых крупных костей скелета. Я заметил, что одна из берцовых костей – я забыл, какая именно, правой или левой ноги, – была сломана и срослась очень плохо. Она, наверное, была на целый дюйм короче другой.

Больше искать было нечего, и теперь, когда возбуждение прошло, я, задыхаясь от духоты, напряжения, пыли и запаха благовоний, почувствовал, что смертельно устал.

Если честно, я уже устал писать, к тому же корабль, на котором я плыву, немилосердно качает. Это письмо, конечно же, отправится по суше, а сам я продолжу путь морем, но я надеюсь, что буду в Лондоне не позже чем через десять дней после того, как Вы его получите. Тогда я расскажу Вам о приятных ощущениях, которые я испытал во время подъема, и о том, как этот мошенник Али-Баба со своими разбойниками пытался запугать меня и заставить отдать им папирусы, и как я справился с ними. Потом, разумеется, мы с Вами расшифруем свитки. Я полагаю, в них содержатся обычные тексты «Книги мертвых», но там может быть и что-то еще. Думаю, вы понимаете, что об этом небольшом приключении я в Египте не распространялся, иначе сотрудники Булакского музея меня в покое не оставили бы. До свидания. Как говорил мой Али-Баба: “Мафиш финиш”».

Когда мой друг, автор этого письма, как и обещал, прибыл в Лондон, на следующий день мы с ним отправились к одному знакомому ученому-египтологу, знатоку иероглифов и демотического письма. Я думаю, вы легко вообразите себе, с каким волнением мы затаив дыхание наблюдали, как он умело увлажнил и развернул один из свитков и стал через свои очки в золотой оправе всматриваться в загадочные символы.

– Хм, – промолвил он. – Что бы это ни было, это не «Книга мертвых». Господи, что это? Кле… Клео… Клеопатра. Провалиться мне на этом месте, друзья мои! Это рассказ современника Клеопатры. Той самой роковой Клеопатры, потому что вот здесь рядом с ее именем стоит имя Антония! Что ж, я вижу, здесь работы на целые полгода. Самое меньшее на полгода! – И, немного ошалев от радости, он стал торопливо ходить по комнате, время от времени пожимая нам руки со словами: – Я переведу… Я переведу. Я расшифрую, чего бы это ни стоило, и мы опубликуем это. И клянусь бессмертным Осирисом, все египтологи Европы будут рвать на себе волосы от зависти! Какая замечательная находка! Настоящее открытие!