Соловей и халва - Роман Рязанов Страница 8

Глава седьмая, в которой соловей Бухары оборачивается ночным филином

Мы замолчали, поражённые этим нежданным известием.

– Наверное, духи земли и неба благосклонно стали взирать на меня после того как я взял себе сироту на воспитание. Мне повезло на экзаменах, и я получил должность. А очень скоро император Хунъу скончался, и все жертвы его беззаконий были прощены следующим владыкой Поднебесной, и подросший Ли Ши вступил в права наследства. – усталым голосом закончил китайский посланник, словно, не замечая нашего смятения.

– Первый раз слышу дурное о поэте Бухари, – удивился купец Рахматулло. – Первый раз слышу о том, что он бывал в Китае. Хотя, говорят, сам великий Саади полжизни провёл в скитаниях, сражаясь даже с франками-крестоносцами, прежде чем, вернувшись в родной Шираз, посвятил свою жизнь сочинению стихов… Но, чтобы поэт стал доносчиком… Скажите, пожалуйста, почтенный Чжан, а вы ничего не путаете?

– Нет, – ответил китаец. – Я твёрдо убеждён в том, что ваш поэт Али Ахмад и доносчик, погубивший родителей Ли Ши – один и тот же человек.

– В самом деле? – казалось, немного оторопел купец Рахматулло. – А откуда такая уверенность?

– Видите ли, – охотно пояснил господин Чжан. – Детская память очень цепкая. Маленький Ли Ши хорошо запомнил родинку под правым глазом у этого человека, такая же была и у Али Ахмада Бухари, запомнил он и его чуть заикающийся говор. К тому же, меня всю жизнь не покидало желание найти этого доносчика. Возможно, поэтому я и избрал себе поприще дипломата. Но до этого мне довелось служить в канцелярии суда, и мы допрашивали бывшего чиновника из стражи в парчовых халатах, обвинённого в злоупотреблениях, совершённых им в годы Хунъу. Пользуясь своим положением, я задал ему несколько вопросов о казни чиновника Ли Яна и членов его семьи. В ходе допроса речь зашла и о том, кто выдал сына начальника уезда Ли, когда тот собирался покинуть пределы Поднебесной. И этот служака из тайной полиции с едва скрываемой похвальбой в голосе поведал мне, что мусульманин, совершивший донос, сделался в Бухаре известным поэтом, чьи стихи ходят в списках даже среди его единоверцев, проживающих в Срединном государстве! Так что у меня нет сомнений, что это был он! – подытожил китайский посланник.

– Понимаю, – после недолгого молчания кивнул головой купец Рахматулло.

– Осмелюсь спросить, что вы понимаете, уважаемые? – желчным голосом осведомился господин Чжан. – Думаю, я должен был рассказать вам всю правду. Да, я действительно взял с собой в Бухару своего приёмного сына в качестве младшего переводчика, но я хотел, чтобы мы просто посмотрели в глаза этому человеку, если мы сумеем его найти…

– А вы сумели посмотреть ему в глаза? – спросил купец Рахматулло. – Я хочу сказать, вы или ваш приёмный сын видели его до того состязания поэтов в ханском дворце?

–Да, – признался китайский посланник. – Мой сын свёл дружбу с сынком одного из здешних богатеев, и тот пригласил его в свой дом, когда там должен был читать свои вирши поэт Бухари! Ли Ши видел его и убедился в том, что знаменитый поэт в молодости донёс на его родителей! Но ни я, ни мой сын не убивали его! К тому же мы не знаем, почему он донёс властям о беглецах. Возможно, он был молод и просто испугался, что они подвергнут опасности весь караван. В конце концов, прошло уже много лет, а тогда по закону он был прав, исполняя волю Сына Неба, – дрогнувшим голосом признал господин Чжан. – Но, вы, разумеется, не верите мне, – боязливо покосился он на купца Рахаматулло.

– Нет, почему же? – широко и открыто улыбнулся тот. – Когда я произнёс слова о том, что это существенно меняет дело, я лишь укрепился в своём мнении о невиновности Ли Ши.

– Укрепились в своём мнении о… невиновности?! – неподдельно изумился господин Чжан.

– Именно так, – подтвердил купец. – Давайте, поразмышляем с вами вместе и на мгновение представим будто Ли Ши и в самом деле – убийца. Вот он везёт склянку с ядом из родной страны, не без труда находит доносчика, погубившего родителей! А затем, – чуть помедлил Рахматулло, – подсыпает яд в халву, которую мог взять любой? Что-здесь не складывается, – едва раздвинул губы в улыбке мой господин. – Откуда ваш приёмный сын мог знать, что именно Али Ахмад отведает халву первым? – обратился он к господину Чжану всё с той же насмешливой улыбкой на лице

Мы в молчании уставились на купца Рахматулло, поражённые его прозорливостью, а тот продолжал:

Думаю, дело было так… Во время чтения стихов Али Ахмад тоже каким-то образом узнал вашего сына и рассказал кому-то своей встрече с ним. А этот кто-то уже замыслил убийство во дворце на состязании поэтов, намечался ли жертвой сам Бухари, этого мы сказать с уверенностью пока не можем… Так вот преступник понял, что у него есть прекрасная возможность свалить вину за задуманное им преступление на Ли Ши. Вот почему он и использовал китайский яд джунгарского корня. Погиб ли Бухари либо же кто-нибудь другой, у Ли Ши было желание убить одного из присутствующих, и тут же так удачно отыскивается китайский яд… Думаю, вы предпочли что-нибудь другое, чтобы убить Бухари? – задал он вопрос китайскому посланнику.

– Безусловно, – немедленно согласился тот. – Тем более, на границе нас всех обыскивали и никакого яда не нашли… А купить его здесь в Бухаре для нас было бы немыслимо. Но как убедить в этом великого визиря и его ищеек? Они просто убеждены, что Ли – убийца. Нужно приложить все усилия, дабы они не узнали о той зловещей роли, которую сыграл Али Ахмад по прозвищу Бухари в судьбе моего приёмного сына… Только не ясно, а откуда убийце было ведомо, что Али Ахмад первым отведает халву?

Рахматулло кивнул головой в знак согласия и сказал в ответ

Возможно, убийца кто-то из близких знакомцев поэта и прекрасно знал, изучив его нрав, что Бухари собирается первым прочесть газель. Весьма вероятно, убийца знал и о том, что поэт собирается прочесть газель о халве. Не исключено, впрочем, что истинная цель убийцы вовсе даже и не смерть поэта Бухари, а внесение смуты и раздора между нашим государством и Поднебесной.

– Вы абсолютно правы, – заметил китайский посланник. – Обо мне в вашем городе сложилось