Вальтер Скотт - Приключения Найджела Страница 80

С этими словами они вошли в ветхую таверну, более просторную, однако, и меньше напоминавшую развалины, чем другие дома этого убогого квартала. Там суетилось несколько изможденных, оборванных слуг, глаза которых, подобно глазам совы, казалось, были созданы для полуночного мрака, когда спит все живое, а при дневном свете, словно в полусне, смотрели затуманенным, оцепеневшим взором. В сопровождении одного из этих щурящихся ганимедов они вошли в комнату, где слабые лучи солнца почти совершенно померкли в облаках табачного дыма, валившего из трубок собутыльников, в то время как из этого облачного святилища гремела старинная песня:

Старый Саймон — нету лучше короля!Эх, старый Саймон — нету лучше короля!Нос — что твой маков цвет,Вином залит жилет.Тру-ля-ля, тру-ля-ля, тру-ля-ля!

Герцог Хилдеброд, сам снизошедший до того, чтобы петь эту песенку своим любящим подданным, был чудовищно толстый старик с одним глазом, а нос его свидетельствовал о частоте, крепости и обилии возлияний. На нем была короткая плисовая куртка темно-красного цвета, с пятнами от пивной пены, изрядно поношенная и расстегнутая внизу, чтобы не стеснять его огромный живот. Позади герцога лежал его любимый бульдог, круглая голова и единственный черный блестящий глаз которого, а также тучность придавали ему карикатурное сходство с его хозяином.

Любимые советники, которые окружали герцогский трон, окуривая его табачным фимиамом, пили за здоровье своего властелина густой липкий эль и хором подпевали ему, были достойными сатрапами такого султана. Короткая куртка из буйволовой кожи, широкий пояс и длинная шпага одного из них указывали на то, что их обладатель был шотландский солдат, чей грозный взгляд и пьяная наглость оправдывали данное ему прозвище Пират. Найджелу показалось, что он где-то уже видел этого молодца. Слева от герцога сидел бродячий пастор, как непочтительно именовали священнослужителей, без лишних формальностей венчавших нищих; его можно было узнать по рваной ленте, шляпе со свисающими полями и остаткам порыжевшей рясы. Рядом с пастором сидел жалкий, изможденный старик в потертом капюшоне из грубого кашемира, застегнутом вокруг шеи. Его иссохшее лицо, напоминавшее лицо старца Даниила, озарял

…угасающий взор,Хоть бессильный, но хитрый и злой до сих пор.

Слева от него сидел разжалованный адвокат, лишенный права заниматься юридической практикой за какие-то неблаговидные поступки и не сохранивший от своей профессии ничего, кроме привычки к мошенничеству. Еще два или три человека с менее выдающейся внешностью, один из которых, так же как и шотландский солдат, показался Найджелу знакомым, хотя он не мог вспомнить, где он видел его, завершали круг советников Джейкоба, герцога Хилдебродского.

Вошедшие могли на досуге наблюдать всю эту сцену, ибо его светлость герцог, то ли подхваченный непреодолимым потоком гармонических звуков, то ли желая внушить пришельцам мысль о важности своей персоны, пропел свою песенку до конца, прежде чем обратиться к ним, хотя в течение всего этого времени он пристально рассматривал их своим единственным оком.

Окончив песню, герцог Хилдеброд сообщил окружающим его пэрам, что один из уважаемых обитателей Темпла удостоил их своим посещением, и приказал капитану и пастору уступить свои кресла вновь прибывшим, которых он усадил справа и слева от себя. Достойные представители воинства и церкви Эльзаса уселись на шаткую скамью в конце стола, которая, не будучи рассчитана на людей такого веса, рухнула под ними, и человек меча и человек рясы грохнулись на пол среди ликующих криков всей компании. Они поднялись объятые яростью, соперничая друг с другом в том, кто сможет излить свой гнев наиболее громкой и крепкой руганью, — соревнование, в котором более глубокие познания священника в теологии позволили ему одержать легкую победу над капитаном; в конце концов подоспевшие испуганные слуги с трудом успокоили их, предложив более прочные стулья и высокие кружки с охлаждающим напитком. Когда волнение улеглось и перед гостями были поставлены такие же большие кубки, какие стояли перед остальными, герцог с самым милостивым видом выпил за процветание Темпла и поднял бокал за здоровье Реджиналда Лоустофа; поблагодарив за оказанную честь, студент попросил позволения заказать галлон рейнского вина, за которым он собирался сообщить о своем деле.

Упоминание о напитке, столь превосходящем их обычное питье, произвело мгновенное и самое благоприятное действие на маленький сенат, а его немедленное появление обеспечило благоприятный прием ходатайству мейстера Лоустофа, заявившего, после того как кубок несколько раз обошел вокруг стола, что он просит предоставить его другу, мейстеру Найджелу Грэму, право убежища и все связанные с этим привилегии, как знатному гостю, ибо так называли того, кто платил двойную дань при занесении в книгу герцога, чтобы избежать необходимости объяснять сенату все обстоятельства, заставившие его искать убежища в Эльзасе.

Достопочтенный герцог выслушал это ходатайство с радостью, которая светилась в его единственном глазу, и неудивительно, ибо это был редкий случай, особенно для него выгодный. Он приказал принести свою герцогскую книгу для записей — огромный фолиант с медными застежками, напоминавший торговую книгу, страницы которого, покрытые пятнами от вина и табачного сока, хранили имена всех мошенников, какие только можно найти в святцах Ньюгета.

Затем Найджелу было приказано положить на стол два нобля в качестве выкупа и просить о предоставлении ему привилегий, повторяя вслед за герцогом следующие вирши:

Проситель ваш, Найджел Грэм,Пришел к вам, от страха нем:На свете ничто емуНе поможет,Когда на плечо емуПристав положитЛапу, имя которой Закон.И вот для того,Чтоб спасли вы егоОт судейских крючков,Полицейских жезлов,От штрафа, повесток,От страха ареста,В Белое братство вступает он. note 117

Когда герцог Хилдеброд начал дрожащей рукой делать запись в книге и от избытка щедрости уже успел написать «Найджелл» с двумя «л» вместо одного, пастор прервал его занятие. note 118 В течение нескольких минут его преподобие перешептывался — не с капитаном, а с другим человеком, который, как мы уже упоминали, вызвал у Найджела смутное воспоминание, — и, быть может все еще рассерженный недавним происшествием, попросил, чтобы его выслушали, перед тем как состоится церемония записи.

— Этот человек, — сказал он, — который только что имел наглость просить о предоставлении ему привилегий и права убежища в нашем высокочтимом обществе, — попросту говоря, нищий шотландец, а у нас в Лондоне и так уж достаточно этой саранчи. Если мы будем давать приют таким червякам и гусеницам, скоро в нашем убежище поселится вся Шотландия.