Кто свергал Николая II и рушил империю? - Валерий Евгеньевич Шамбаров Страница 81

А действиями министра-председателя руководили его советники! Британский атташе Нокс доносил в Лондон, что очень опасные идеи внушает Керенскому Робинс. А именно, перехватить у Ленина лозунги о мире и земле — разделить ее между крестьянами. Керенский безоговорочно слушался американского друга. В октябре правительство приняло закон, которым «временно», до решения Учредительного Собрания, вся земля отдавалась крестьянам. Это привело к анархии в деревне и массовому дезертирству из армии — делить землю.

Ну а в Париж, на межсоюзническую конференцию Антанты, выработали такие предложения, что союзники оказались в шоке: «мир без аннексий и контрибуций», «отмена тайной дипломатии». Вместо того, чтобы отдать Эльзас и Лотарингию Франции, в этих областях предлагалось провести плебисцит. Англичан взбесило требование «нейтрализации Суэцкого канала», американцев — «нейтрализации Панамского канала». Союзники восприняли эти пункты, как плевок в лицо. И только сейчас они вдруг обратили внимание — имеет ли право Временное правительство «легитимно представлять нацию»? Бальфур вызвал российского посла в Лондоне Набокова и заявил: «Не следует создавать прецедент для ведения переговоров, когда исключительные прерогативы получают фактически частные лица».

Если в марте 1917 г. западная пропаганда внушала своим обывателям восторги «демократическим правительством России», то в октябре инициативы Керенского помогли перечеркнуть эти симпатии. А Робинс, надавав министру-председателю «полезных советов», попросту «умыл руки». Он объявил, что «разочаровался»: «Я не верю в Керенского и его правительство. Оно некомпетентно, неэффективно и потеряло всякую ценность». Американский журналист Джон Рид уже за неделю до революции взял интервью у Троцкого — тот расписывал, какую политику будет проводить новое, большевистское правительство.

20 октября в петроградской гостинице «Европейская» состоялась тайная встреча. Присутствовали руководители Американской миссии Красного Креста Томпсон и Робинс, глава английской военной миссии генерал Нокс и от Временного правительства генерал Неслуховский. Американцы высказали свое мнение: Керенского надо менять. Англичанин согласился. Но и Неслуховский поспешил доложить о встрече вовсе не Керенскому. Он давно был связан с большевиками, в 1905 г. на его квартире жил Ленин. Именно ему генерал передал столь важную информацию. А Владимир Ильич крайне встревожился. Союзники собирались менять Керенского — но на кого? Напрашивалось предположение, что на… Троцкого.

На следующий день после встречи в «Европейской» на совещании ЦК уточнялся срок выступления. II съезд Советов должен был открыться 25 октября, и Троцкий наметил переворот на 26‑е. Однако Ленин вмешался очень агрессивно, назвал такой срок «полным идиотизмом» или «полной изменой». Доказывал: «24 октября будет слишком рано действовать — для восстания нужна всероссийская основа, а 24‑го не все еще делегаты на съезд приедут. С другой стороны, 26 октября будет слишком поздно действовать: к этому времени съезд организуется. Мы должны действовать 25 октября — в день открытия съезда, так, чтобы сказать ему — вот власть…»

Ленин боялся того же, что случилось в июне, — если съезд запретит восстание! Но почему он бросил обвинение в «полной измене»? Очевидно, заподозрил, что выступление оттягивают преднамеренно. Чтобы потом, опираясь на решение съезда, скомандовать «отбой». Нет, действовать требовалось от имени съезда, но без съезда! Поставить его перед свершившимся фактом. Вот власть! Это сразу перетянет к большевикам всех колеблющихся. Кто же отказывается от власти?

А Керенский даже в последние дни перед переворотом имел полную возможность предотвратить его. Стоило всего лишь захватить Смольный, разогнать ВРК, и вся его деятельность оказалась бы парализованной. Начальник штаба Ставки генерал Духонин запрашивал Керенского, прислать ли надежные войска? Но министр-председатель отвечал, что опасности нет. Если большевики выступят, тем хуже для них, так как «все организовано». «Сейчас в Петербургском гарнизоне идет усиленная попытка военно-революционного комитета совершенно оторвать полки от командования. Сегодня они разослали явочных комиссаров… думаю, что мы с этим легко справимся…»

Да, ВРК рассылал комиссаров, планомерно брал под контроль воинские части, заводы и другие объекты. Контрразведка предлагала арестовать ВРК как явно противозаконное формирование. Но за два дня до революции Керенский запретил трогать этот орган! А 24 октября столичные жители были огорошены воззванием: «К населению Петрограда! Корниловцы мобилизуют силы, чтобы раздавить Всероссийский съезд Советов и сорвать Учредительное Собрание! Петроградский Совет берет на себя охрану революционного порядка. При первой попытке темных элементов вызвать на улицах смуту, грабежи, поножовщину или стрельбу преступники будут стерты с лица земли». [66]. На улицах появились вооруженные солдаты. Никто не знал, кто они — за Советы? Или это «корниловцы»?

Но Керенский, который в дни «корниловского мятежа» сам себе присвоил диктаторские полномочия, теперь вместо этого зачем-то отправился на заседение «предпарламента». Произнес длинную речь, разъяснял: он всегда стремился, «чтобы новый режим был совершенно свободен от упрека в неоправданных крайней необходимостью репрессиях и жестокостях», что «до сих пор большевикам предоставлялся срок для того, чтобы они могли отказаться от своей ошибки». Но покольку они не отказались, и нужны решительные меры, Керенский… испрашивал на это одобрение «предпарламента»! Какое там одобрение! При обсуждении депутаты перессорились. За день до своего разгона «предпарламент» 122 голосами против 102 при 26 воздержавшихся выразил… осуждение деятельности правительства. Ну а «ликвидация конфликта с большевиками», как некий второстепенный вопрос, была поручена «комитету общественного спасения», которого еще не существовало. Его предстояло создать из городской думы и представителей разных партий.

А Ленин по-прежнему сидел на квартире Фофановой. ЦК запрещал ему идти в Смольный! Уверял, что еще рано и опасно. Владимир Ильич был взвинчен, психовал, получая записки с очередными запретами [2, 96]. Вечером он отбросил решение ЦК. Переоделся, загримировался и в сопровождении Рахьи двинулся в Смольный. Впрочем, Ленин знал своих соратников, как облупленных. Никогда им полностью не доверял. Но у него имелся тайный козырь, о котором не знало даже большинство ЦК. Находясь в Финляндии, он договорился о помощи с местными властями и председателем Областного комитета армии, флота и рабочих Финляндии Смилгой. Сам Смилга вспоминал: «План наш заключался в том, что если революционным рабочим и солдатам Петрограда не удастся сразу захватить весь город, то в таком случае дело должен был решить я при помощи войск из Финляндии».

24 октября ни о какой неудаче речи не было. Восстание еще не начиналось. Тем не менее Смилга в полночь получил условную телеграмму. В Гельсингфорсе были подняты матросы, финские отряды, готовились суда для их перевозки в столицу. А ближе всего до