Луи Жаколио - Покоритель джунглей Страница 82

— Давай вернемся! — резко бросил Барнетт, вдруг побледневший еще сильнее, чем его приятель. — Я бы так не волновался, будь у нас с собой револьверы и карабины. Как бы там ни было, на озере на нас не нападут, лучше скорее вернуться в Нухурмур. А вдруг там нужна наша помощь?

— Хорошо, вернемся. Это лучшее, что мы можем сейчас сделать. Все наши опасения яйца выеденного не стоили бы, если бы не этот свежий и необъяснимый след.

— Особенно, мой дорогой Барбассон, если попытаться связать его с закрытым люком. По-моему, между двумя этими фактами нет никакой связи.

— Как знать! — пробормотал провансалец. — Дай Бог, чтобы нам не пришлось испытать на собственной шкуре, что все это значит.

Но сюрпризы на этом отнюдь не закончились. Едва Барбассон взялся за рукоятку, как лицо его из бледного вдруг сделалось таким багровым, что он чуть не упал навзничь. Казалось, еще немного — и его хватит апоплексический удар. Барнетт, ничего не понимая, бросился к нему на помощь и подхватил его под руки:

— Господи, что с тобой? Слушай, Барбассон, я тебя не узнаю, возьми себя в руки!

Несчастный под влиянием пережитого не мог вымолвить ни слова, тщетно пытаясь жестами заставить Барнетта замолчать. Боб, однако, продолжал распекать его до тех пор, пока Барбассон не обрел наконец дар речи и не вымолвил глухо:

— Бога ради замолчи! Неужели ты не понимаешь, что мы погибли! Твои нравоучения только раздражают меня! — И он легонько дотронулся до рукоятки, которая начала свободно вращаться вокруг своей оси.

— Ну? — спросил Барнетт, все еще не понимая.

— Ну! Рукоятка соскочила с привода, едва я до нее дотронулся. Теперь она никак не сообщается с мотором, приводящим в движение винт. Мы находимся в десяти километрах от берега, не имея возможности туда добраться, и обречены на голодную смерть посреди озера.

На сей раз по телу Барнетта пробежала дрожь настоящего ужаса, и он с трудом пробормотал:

— Неужели это правда?

— Попробуй сам.

Американец взялся за рукоятку, крутя ее вправо и влево, она проворачивалась, как колеса механизма, между которыми нет сцепления. С отчаянием он выпустил ее из рук, и слезы от сознания собственной беспомощности заструились по его грубому лицу.

Барбассон же совершенно переменился. Неведомая опасность, о которой его предупреждало предчувствие, была теперь (по крайней мере он так думал) ему ясна, и к нему тут же вернулись его хладнокровие и энергия.

— Что ты, Барнетт! — сказал он приятелю. — Будем мужчинами, не унывай! Теперь моя очередь подбодрить тебя. Давай все обдумаем и поищем способ выбраться отсюда. Он непременно есть, не умрем же мы здесь без всякой помощи!

— Нет, нас ждет именно смерть, неминуемая, роковая, никто не сможет прийти нам на выручку. Может, когда-нибудь буря и прибьет шлюпку к берегу, но к тому времени наши тела будут растерзаны хищными птицами.

Самое ужасное в их положении было то, что их ждала голодная смерть в нескольких километрах от берега, покрытого зелеными лесами. Как тяжело было смотреть на сушу, будучи не в состоянии до нее добраться, хотя хорошему пловцу это было бы под силу… Вокруг не было ничего, что помогло бы им удержаться на воде. Шлюпка была сделана из стальных пластин, доставленных в Нухурмур Ауджали. Два искусных рабочих-индуса, принадлежавших к знаменитому обществу Духов вод, тайно их установили. Не было никакой возможности без инструментов снять болты с крышки люка, чтобы проникнуть внутрь и исправить поломку.

У обоих вырвался возглас:

— Если бы Сердар был здесь!

— О, да, — продолжал Барбассон, — если бы Сердар был в пещерах… Как только он заметил бы, что мы не возвращаемся, то тут же вооружился бы биноклем и сразу понял, в чем дело. Через два часа у него был бы готов плот, чтобы прийти нам на помощь. Сами же привык к нашим постоянным отлучкам, наше исчезновение его не встревожит.

— Да, — вздохнул Барнетт, — Сердара не будет по меньшей мере недели две. Если бы у нас были съестные припасы, чтобы дождаться его возвращения!

Эти последние слова поразили Барбассона. В самом деле, пробормотал он, припасы, если бы у нас были съестные припасы! Его озарило… Выражение его лица тут же изменилось, и он принялся смеяться, потирая руки. Барнетт решил, что он сошел с ума.

— Бедный мой друг!.. Бедный Мариус! — сказал он с состраданием. — Какой был ум!

— Ах, вот оно что! Ты что же, считаешь, что я потерял рассудок?

«Не надо противоречить ему, — подумал Барнетт. — Я слышал, что возражения только сильнее их раздражают».

Но нечаянно он высказал свои мысли вслух.

— Кого это «их»? — вмешался Барбассон. — Объясни мне, кого ты имеешь в виду. Сумасшедших, не так ли, а? Ты считаешь, что я сошел с ума?

— Нет-нет, мой друг! — поспешно ответил испуганный Барнетт. — Успокойся, посмотри, как все тихо вокруг, природа словно спит под дивным небом…

— Иди к черту, дурак ты этакий! — еще сильнее расхохотался Барбассон. — Он воображает, что я не понимаю, что говорю. Послушай же, я нашел способ; как продержаться до возвращения Сердара…

— Ты… ты нашел?

— Черт побери, это проще простого. Воды-то у нас хватит, а?

— Да уж, всю нам не выпить, — вздохнул Барнетт.

— Так вот! Озеро утолит нашу жажду и доставит нам пропитание. Мы и не подумали о чудесной форели! Приманки у нас хватит на несколько дней… и славься, Господи! Мы спасены.

— Придется есть рыбу сырой.

— Не советую тебе капризничать… Как же так? Ты собирался умирать с голоду, а я тебя спасаю, найдя гениальный выход.

— Чего уж тут мудреного…

— Пусть. Но надо было до этого додуматься, и все, что ты считаешь нужным мне сказать, это «придется есть рыбу сырой»! Другой бы пришел в восторг, стал бы целовать мне руки, восклицая: «Спасен! Благодарю, Боже мой!» Такое поведение я понимаю. Куда там, господин требует, чтобы ему принесли форель, зажаренную на свежем масле, с травками и лимончиком — для полноты картины. Ей-богу, Барнетт, ты мне противен. Не будь ты моим другом…

— Ладно, не сердись, я просто констатировал факт.

— Хорошо! Давай теперь все обсудим.

— Нет-нет! Сдаюсь! Я признаю, что сказал глупость.

— Замечательно, но не будем терять времени. У меня уже сосет под ложечкой. Не приготовить ли нам обед?

— Ей-богу, лучше не придумаешь.

Оба захохотали, сами не зная почему.

— Барнетт, мы станем знаменитыми! — воскликнул Барбассон. — Подумай только, мы сами будем добывать себе пропитание на этой ореховой скорлупке в течение двух недель. Нас назовут Робинзонами на шлюпке. Ты будешь моим Пятницей, и когда-нибудь я напишу нашу историю.