Майкл Айснер - Крестоносец Страница 85

После этого случая мы продолжали придерживаться прежней тактики: спали по очереди, пополняли наш «арсенал», выискивая камни покрупней и поострей. Однако больше на нас никто не нападал — ни германцы, ни другие кланы.

После стычки соотношение сил изменилось. Мы убили пятерых германцев, и оставшиеся трое не могли больше защищать комнату с запасами дерева. Спустя всего несколько часов после схватки венецианцы покинули свою каменную крепость и прогнали наших соседей. Германцы даже не пытались сопротивляться.

С тех пор венецианцы удерживали оба своих укрытия. Саламаджо любил повторять, что у них есть замок-крепость в центре пещеры и загородное поместье — комната рядом с нашим лагерем.

Спустя несколько недель в тюрьму бросили еще четырех венецианцев. Теперь их стало шестнадцать — вдвое больше, чем в любом другом клане подземелья. Раз в месяц венецианцы собирали дань с каждой группы узников, распределив между собой обязанности по сбору податей. Какой именно налог взимался с каждой группы, зависело от того, какими запасами на тот момент располагали венецианцы, от возможностей «данников» и от настроения сборщика.

Саламаджо подружился с нашим сборщиком — старым моряком по имени Джованни. Тот был капитаном торгового судна и утверждал, что повидал все порты мира. В тюрьме он стал одним из предводителей венецианского клана. Саламаджо и Джованни разговаривали друг с другом на каталонском наречии; старик, кажется, знал все существующие в мире языки.

Обычно Джованни требовал у Саламаджо несколько кубиков мозаики. Они могли торговаться почти неделю — это вносило разнообразие в их монотонное пребывание в темнице.

— Ты шутишь, старик, — говорил Джованни, внимательно осмотрев наше подношение. — Возможно, ты принимаешь нас за генуэзцев. Допускаю — наших кузенов можно надуть с помощью этой ерунды, но не нас, венецианцев. Мы — весьма искушенные люди, ведь мы странствуем по всему миру. Покажи мне вон те, бирюзовые, из реки.

— То, что ты бродишь между двумя вашими укрытиями, — отвечал Саламаджо, — еще не дает тебе права называться великим путешественником, Джованни.

Их разговор зачастую переходил потом на то, кто из них повидал больше стран, или где лучше всего учили морскому делу, или на любую другую тему, столь же далекую от сбора налога. Они могли не возвращаться к обсуждению налога часами и даже днями. Мы с Андре слушали их перепалки и порой благодаря им на время забывали о нашем плачевном положении. Время от времени Джованни обращался к нам с Андре так, будто только что заметил наше присутствие.

— Кто эти люди, Саламаджо? — спрашивал он. — Ваш король Хайме посылает в бой мальчишек?

— Мне двадцать один год, — говорил я не раз.

— Мне тоже, — повторял Андре.

— Тогда приношу извинения, — говорил Джованни. — Помню, когда мне было столько же лет, сколько вам сейчас…

И он пускался в рассказы о своих странствиях — о том, как однажды влюбился в сицилийскую шлюху, о сражении с пиратским кораблем недалеко от берегов Кипра, о серой жемчужине, которую он нашел где-то в Северной Африке.

Рассказав несколько историй и поворчав, Джованни всегда соглашался на первоначальное предложение Саламаджо.

— Проблема в том, — говорил он, — что я слишком щедр. Теперь я буду посылать к вам для сбора дани Пабло. Он вам понравится. Откусывает головы у живых крыс. Удачи, Саламаджо. И вам тоже, рыцари Калатравы.

Однако каждый месяц Джованни сам возвращался к нам. Постепенно венецианцы взяли под контроль все подземелье и стали наводить порядки в тюремной жизни. Время от времени Джованни вставал в середине прохода и объявлял новые правила. Обычно он приводил примеры и перечислял наказания за различные нарушения. Затем повторял все вышесказанное, по меньшей мере, на пяти языках. Венецианцы настояли на том, чтобы для поддержания гигиены в конце пещеры были вырыты отхожие места.

— Что бы там ни думали неверные, — говорил Джованни, — вы не животные. Хотя иногда вы живете как звери — ходите и спите в собственном дерьме. Больше этого не будет. Отныне вы должны справлять нужду только в отхожих местах, и больше нигде.

За первое нарушение этого правила взимался штраф в виде таракана, крысы или змеи. За второе нарушители получали десять ударов палкой.

Кроме того, венецианцы запретили поедать человечину — мертвую или живую. Они велели каждому клану хоронить своих мертвецов. Они даже предоставили своего священника — отца Габрио — для чтения заупокойной молитвы.

Не надо было быть монахом, чтобы понять, что отец Габрио никакой не «отец». Во всяком случае, в духовном смысле. Его сильные мускулистые руки больше подходили для того, чтобы ставить мачту, чем для того, чтобы раздавать хлеб во время причастия. Ходил он враскачку, чуть неуверенно, будто не привык ступать по твердой земле.

Однако заключенным было все равно. Отец Габрио знал несколько фраз на латыни и имел представление о ритме молитв, пусть даже и перевирал основную часть литургии. Спустя несколько месяцев после назначения отца Габрио тюремным священником Джованни рассказал нам, что в детстве тот был слугой в некоем монастыре под Венецией. Там-то он и научился чтению молитв.

— В море, — рассказывал Джованни, — Габрио часто кричал во сне. Однажды я спросил его, что за кошмары ему снятся. Габрио ответил, что каждую ночь он видит, будто он пастух, который пытается привести свое стадо домой в страшный шторм. Человек может плавать по всему миру, — продолжал Джованни, — но, в конце концов, он должен посмотреть в лицо своей судьбе.

Несмотря на всяческие промашки и оговорки, молитвы отца Габрио придавали похоронам торжественности, и мы чувствовали, что Господь ведет счет живым и умершим в нашей пещере. Вскоре почти все заключенные стали посещать похороны вне зависимости от личности усопшего, просто чтобы послушать бормотание нашего священника.

Еще венецианцы запретили драки между группами и внутри их. Когда возникали конфликты, стороны должны были представить спорный вопрос на рассмотрение тюремного судьи в лице Джованни. Он надевал черное платье и, внимательно выслушав спорящих, выносил решение, не подлежащее обжалованию. Если проигравшая сторона противилась исполнению воли Джованни, шестнадцать венецианцев, вооруженных камнями и палками, быстро убеждали непокорных в правоте его суждения.

Венецианцы доброжелательно принимали новичков, кормили их, лечили их раны и объясняли тюремные правила. Спустя неделю они представляли новичка группе его земляков или религиозных сторонников и оставляли с этими людьми.

Джованни учредил уголовный кодекс — запрещались воровство, насилие, убийства. В зависимости от тяжести преступления нарушители подвергались суровому наказанию, вплоть до отсечения пальцев, рук и даже смертной казни.