Вальтер Скотт - Антикварий Страница 86

— Никто за нами не гонится, — сказал нищий, отдышавшись. — Мы совсем как злодеи: бежим, когда нас вовсе не преследуют.

— Право же, кто-то за нами гнался, — сказал Стини, — либо дух, либо кто-то похожий на духа.

— Это был человек в белом, верхом на лошади, — возразил Эди. — Он не мог скакать шибче, оттого что конь его увязал в топких местах и он еле держался в седле. Это я хорошо видел. Не думал я, что мои старые ноги могут так быстро нести меня. Я бежал словно из-под Престонпенса.

— Тьфу, дурни какие! — возмутилась Мегги Маклбеккит. — Верно, это был кто-нибудь из верховых с похорон графини.

— Как? — воскликнул Эди. — Старую графиню нынче ночью хоронили в монастыре святой Руфи? Так вот откуда огни и шум, что нас спугнули! Жаль, что я не знал, а то я бы не ушел и не оставил там того мошенника. Впрочем, они позаботятся о нем. Ты слишком сильно отлупил его, Стини; может, и совсем угробил.

— Ничего подобного, — рассмеялся Стини. — Этакий широкоплечий детина! Вот я и примерил палку к его плечам. И ведь не опереди я его, он бы вышиб из тебя твои старые мозги, приятель!

— Ладно, если выпутаюсь из этой передряги, не стану больше искушать провидение, — сказал Эди. — Но неужто так незаконно сыграть шутку с таким проходимцем, который тем и живет, что обманывает честных людей.

— А что нам делать вот с этим? — спросил Стини и показал бумажник.

— Вот тебе на! — воскликнул Эди в большой тревоге. — Чего ради ты его взял? Одной бумажки отсюда довольно, чтобы повесить нас обоих!

— Я и сам не знаю, — ответил Стини. — Этот бумажник, верно, выпал у него из кармана; он оказался у меня под ногами, когда я возился с этим прохвостом, стараясь поднять его с земли. Ну, я просто сунул его в карман, чтобы не потерялся. Тут послышался конский топот, и ты закричал: «Бежим! » А потом я думать о нем забыл.

— Так или иначе негодяю надо вернуть бумажник. Снеси-ка его на рассвете Рингану Эйквуду. Я и за тысячу фунтов не согласился бы, чтобы его нашли у нас!

Стини обещал сделать, как ему было сказано.

— Хорошо вы провели ночь, мистер Стини! — воскликнула тут Дженни Ринтерут, которая, досадуя, что ее так долго не замечают, теперь вышла вперед и стала против молодого рыбака. — Хорошо вы провели ночь, шатаясь с бродягами и удирая от привидений, вместо того чтобы спать в постели, как все честные люди, и ваш отец в том числе!

Это нападение встретило достойный отпор, в духе деревенского остроумия, со стороны молодого человека.

Теперь все перешли в наступление на оладьи и копченую рыбу, продолжая его с большой стойкостью и подкрепляя силы при помощи кружек дешевого эля и бутылки джина. После этого нищий растянулся на соломе в примыкавшем к дому сарае, дети один за другим прикорнули в своих гнездышках, старую бабку уложили на ее перину, а Стини, несмотря на недавнюю усталость, любезно проводил мисс Ринтерут до ее жилья. В котором часу он возвратился, история умалчивает. Мать семейства, положив в печь большой кусок угля, чтобы сохранить жар, и более или менее приведя все в порядок, последней удалилась на покой.

ГЛАВА XXVII

… многие вельможи

Большие деньги дали б за уменье

Просить на хлеб в высоком стиле…

Старый Эди проснулся с жаворонками и первым делом спросил о Стини и бумажнике. Молодому рыбаку надо было еще до рассвета выйти с отцом в море, чтобы не упустить прилива, но он обещал, что немедленно по его возвращении бумажник со всем содержимым, тщательно завернутый в кусок парусины, будет доставлен им Рингану Эйквуду для передачи Дюстерзивелю.

Мегги Маклбеккит приготовила для семьи утреннюю трапезу и, взвалив на плечи корзину с рыбой, твердым шагом отправилась в Фейрпорт. Дети играли около дома, так как погода была тихая и солнечная. Древняя бабушка, которую снова усадили в плетеное кресло у огня, принялась за свое неизменное веретено. Ей нисколько не докучали крики и плач ребятишек и воркотня матери, оглашавшие хижину, пока все не разошлись в разные стороны. Эди повозился со своими мешками и уже готов был пуститься в новые скитания, но сначала подошел к старухе, чтобы с должной вежливостью проститься с ней.

— Добрый день тебе, тетушка, и много добрых дней! Я вернусь к началу жатвы и надеюсь застать тебя бодрой и здоровой.

— Надеюсь, ты застанешь меня спокойно спящей в земле, — глухим, замогильным голосом ответила старуха, и ни одна черта на ее лице не дрогнула.

— Ты стара, тетушка, стар и я. Но мы должны быть послушны воле господа. Придет срок, и он вспомнит о нас.

— И о делах наших тоже, — сказала старуха. — Ибо за то, что содеяло тело, ответит дух.

— Знаю, знаю, это можно сказать и про меня, потому что я вел непутевую, бродячую жизнь. Но ты всегда была женщина порядочная. Все мы грешны, но твоя нота едва ли так тяжела, чтобы пригнуть тебя к земле.

— Она легче, чем могла бы быть, но и так она тяжела, ох, намного тяжелее груза, который потопил бы самый, большой бриг, что когда-либо выходил из фейрпортской гавани… Не говорил ли кто вчера, а может, мне так мерещится, — слаба память у стариков, — не говорил ли кто, что Джоселинд, графиня Гленаллен, окончила свою земную жизнь?

— Говорили. И сказали правду, — ответил старый Эди. — Графиню схоронили вчера при факелах в монастыре святой Руфи, а я, дурак, испугался, увидев огни и верховых.

— Так у них повелось с Великого графа, которого убили под Харло. Они делали это из гордости, чтоб никто не думал, что они умирают, как все смертные, и что их хоронят, как всех других людей. Женщины из дома Гленалленов не плачут по мужьям или сестрам и братьям. Значит, и она призвана к ответу?

— Это так же верно, — ответил Эди, — как то, что и мы должны этого ждать.

— Ну так будь что будет, а я облегчу свою совесть.

Она произнесла это с необычайной для нее живостью, сопровождая слова взмахом руки, словно отбрасывала что-то от себя. Потом старуха, когда-то высокая и все еще казавшаяся высокой, хотя и согбенная годами и ревматизмом, поднялась и стала перед нищим, подобно мумии, на время воскрешенной каким-то блуждающим духом. Она переводила светлые голубые глаза с предмета на предмет, словно то забывала, то вновь вспоминала, зачем ее длинная высохшая рука рылась в большом старомодном кармане. Наконец она вытащила оттуда маленький лубяной коробок и извлекла из него красивый перстень с дорогими бриллиантами. В него были продеты две перевитые между собой пряди волос, черная и светло-каштановая.

— Добрый человек, — обратилась она к Охилтри, — если хочешь заслужить благословение божье, сходи за меня в Гленалленский замок и повидайся там с графом.