Александр Дюма - Княгиня Монако Страница 88

— Больше всего на свете, сударыня.

— Я беру это на себя. Король полюбит графа, и тот станет фаворитом его величества прежде, чем закончится нынешнее путешествие, — можете передать это от меня вашему кузену. Но пусть он пока об этом ничего не говорит; пусть пройдет какое-то время, не привлекайте внимания завистников.

— Как милостива ко мне ваша светлость!

— Именно к вам, моя красавица, ведь господин де Пюигийем мне совсем не нравится. Он некрасив — простите меня за то, что я отзываюсь о нем дурно; он недобр, и в его взгляде всегда назревает гроза, что напоминает отдаленный гром, — словом, этот коротышка отнюдь не в моем вкусе, и я полагаю, что вы недолго будете им довольны.

— Увы, сударыня, это вполне возможно.

— На вашем месте я бы скорее полюбила Шарни, я бы скорее полюбила шевалье Дюплесси, я бы скорее полюбила… да, я бы скорее полюбила… самого Месье.

— Ах, сударыня, однако, что касается Месье… мне кажется, что…

— Что я совсем его не люблю, не так ли? Поэтому я и говорю вам: на вашем месте, не на моем, ибо я не люблю Месье, это так, но Месье тоже меня нисколько не любит — стало быть, мы с ним в расчете, зато он любит вас!..

— Быть может, Месье полагает, что он удостоил меня своей любви, это возможно; я же уверена, что он ошибается.

— Вероятно, вы правы.

— Месье слишком похож на женщину; его склонности ничем не отличаются от наших, поэтому он неспособен влюбиться. Вот что привлекает его в той, кого он называет своей возлюбленной: наряды, которые можно мять, драгоценности, которые можно на нее вешать, венецианские кружева, которые можно трогать, и парчовые оборки, к которым можно прикоснуться мимоходом. Самая прекрасная женщина на свете, не будучи нарядно одетой, показалась бы ему дурой, в то время как дура станет для него прекраснейшей женщиной на свете, если только она следит за модой, носит жемчуг, ленты и атласные туалеты.

— Я уверена в этом, как и вы; и что же, герцогиня, разве вы стали бы меня осуждать за то, что я не выношу подобного мужчину?

— Я не имею на то ни права, ни желания.

— Разве вы стали бы меня осуждать?.. Но надо двигаться дальше. Следует выполнить взятое на себя обязательство и поделиться с вами своими мыслями. Это будет для меня нетрудно — вы так умны! Лишь бы вы были чистосердечны.

— Сударыня, только одна просьба: я умоляю ваше королевское высочество ни во что меня не посвящать.

— Мне это будет еще неприятнее, чем вам, но я испытываю слишком сильную потребность выговориться.

III

— Я слушаю, сударыня.

— Прежде всего знайте, что королева-мать испытывает ко мне ревность.

— Королева-мать?

— Да, именно она. Сегодня утром она прислала ко мне аббата де Монтегю с поручением сделать мне строгое внушение.

— Почему?

— С тех пор как я здесь, король не отходит от меня ни на шаг, король не навещает больше ее величество; король ездит со мной на охоту, на реку и находит удовольствие только в моем обществе; я похитила его даже у молодой королевы, чья беременность не позволяет ей проводить с нами время, и он совершенно спокойно оставляет ее дома.

— Это правда.

— Королева-мать больна, она святоша, она избегает увеселений и хотела бы, чтобы у ее царственного сына были такие же воззрения. Король же весьма далек от них — он, напротив, не помышляет ни о чем, кроме развлечений, да о том, как бы сделать свой двор самым блестящим на свете. Королева-мать чувствует себя заброшенной в своей молельне, а молодая королева — со своими горничными-испанками. Такое не устраивает их обеих.

— Я это понимаю.

— Моя свекровь полагает, что если она будет держать меня возле себя, то удержит там же и короля, что если она склонит меня оставаться под ее опекой, то король и Месье будут вести себя сходным образом. Смерть господина кардинала сделала жизнь моей свекрови чрезвычайно печальной, она любила этого итальянца больше, чем следовало, вы с этим согласны?

Я вспомнила бедного Филиппа, то, что мне довелось увидеть в детстве, и мне показалось, что Мадам права, но я не стала об этом говорить, невзирая на то, о чем мы условились.

— Господин Мазарини был очень красив во времена покойного короля, — отвечала я, — по крайней мере, меня уверял в этом отец.

— Как бы то ни было, сегодня утром ко мне явился аббат де Монтегю со своим известным вам слащавым видом. Дорогая моя, он начал мне разъяснять, что мы с королем слишком молоды, чтобы разъезжать повсюду вместе, в сопровождении одних лишь сумасбродных юнцов, которые порой не решаются к нам приближаться из почтения; таким образом, это свидания наедине, но на виду у всех. Это якобы может вызвать у Месье подозрения, а сплетники примутся злословить. Единственный способ не допустить того и другого — держаться как можно ближе к королеве-матери, не покидать ее ни на миг и довольствоваться серьезными развлечениями, на которые обрекает нас наше положение. В таком случае двор вновь обрел бы подобающее ему величие, а мы с королем превратились бы в само совершенство. — И что же вы ответили на это, ваша светлость?

— Я ответила без всяких уверток, что мучилась с самого детства, что мне надоело сносить скуку и принуждение, от которых я страдала у своей матери-королевы, и я не потерплю над собой подобной власти теперь, когда я вправе избежать этого. Я прибавила, что слишком дорожу королевскими милостями, чтобы от них отказаться, и не допущу, чтобы меня их лишили. За исключением этого, я заверила ее величество в своей почтительной преданности и покорности. Я не в силах забыть Лувр, времена Фронды, болезнь, которую подхватила тогда из-за нужды, а также то, как сноха Генриха Четвертого и ее любовник третировали его дочь и внучку. Поверьте, милая герцогиня, люди моего звания не забывают такого.

— Право, я верю в это, сударыня. И что же теперь рассчитывает предпринять ваше королевское высочество? Королева, должно быть, в ярости.

— Она еще больше разгневается. Не ревнуйте и не обращайте внимания на то, что я собираюсь подружиться с графиней Суасонской — меня попросил об этом король, и я делаю это только ради того, чтобы ему угодить, ибо эта женщина мне противна. Но молодая королева считает графиню своей соперницей, и поэтому, а также по другим причинам, королева-мать питает к ней неприязнь. Что до меня, то я знаю, как вести себя в подобном случае с его величеством, и мне известны мотивы его сближения с графиней. Любовь тут ни при чем, по крайней мере со стороны короля, поскольку за графиню я не могла бы поручиться. Я не поручусь также, что вместо короля она не станет домогаться Месье. Этого уже следует остерегаться вам, герцогиня.

Мы засмеялись. Между тем, в разгар этого веселья, я дерзнула обратиться к принцессе с весьма любопытным вопросом, следуя примеру, который она мне подала.