Елена Невейкина - Наследница Страница 89

— Кто?

— Да барин молодой!

— А! Ну?

— Ну… Прощаться-то он из кареты вылез, ко мне подошёл. Говорит что-то, а я на него гляжу… и ничё не понимаю, чё говорит. Слышать — слышу, а не понимаю. Всё думаю, откуда он мне знакомым кажется? Вроде знаю его.

— Кого?

— Да, барина того молодого! А он тут улыбнулся и пошёл себе к карете. А у меня ажно сердце захолонуло. Вспомнил я!

— Да что ты вспомнил-то?

— От если б вернуться лет эдак на пяток назад, я б подумал бы, что это ты, барин, стоишь передо мной да улыбаешься.

— Я? Ты спятил?

— Не, я в порядке. От — одно лицо! У меня ажно сердце…

— Погоди ты, со своим сердцем, — атаман сел, весь подобравшись. — Он был похож на меня?

— Ну, вылитый!

— А ты не мог ошибиться? Может, показалось тебе?

— Не, не могло того быть. Я ж хорошенько того барина разглядел, при солнышке. Только глаза у него другие, не как твои, батюшка. Кабы они серыми были — так одно лицо! Сперва-то, вроде, чёрными показались, а как улыбнулся — так синим и пыхнули.

Атаман молчал. Мысль, пришедшая ему в голову, была дикой. Нет, этого не могло быть!.. И причём здесь Польша? Разговаривал пан Александр со своими слугами явно по-польски…

— Эй, кто там есть, поди сюда, — позвал он. К нему сейчас же подбежал паренёк.

— Позови-ка мне тех, кто на прошлой неделе ляхов захватил. И тех, кто их к дереву привязывал! — уже вдогонку бросившемуся исполнять приказ парню крикнул атаман.

Вскоре перед ним стояли несколько человек. Оказалось, что во всём участвовали только они. Рассмотрев, кто перед ним, атаман кое-что вспомнил.

— Ну-ка, подойди сюда, — позвал он одного из мужиков и, когда тот подошёл, спросил: — Помниться, ты что-то говорил о ценностях, которые якобы имеются при себе у ляхов. Это ты откуда взял? Придумал или сам видел?

Мужик знал, что лучше говорить правду. Лгать атаману не осмеливался никто.

— Видал… Сам… Тока я ничё не брал! Богом клянусь!

— Погоди. Я не обвиняю тебя ни в чём. Расскажи, что и у кого из пленников ты видел.

Поняв, что наказывать его не собираются, мужик успокоился и начал чётко излагать всю последовательность событий. Как привязывали ляхов к дереву; как молодого барина всё никак не могли посадить прямо, он всё валился то на один, то на другой бок, потому как был без сознания; как другие ругались на своём языке; как за распахнувшимся воротом он увидел цепочку и шнурок и предложил товарищу посмотреть, что там.

— И что там было? — нетерпеливо прервал его атаман.

— На шнурке — ладанка какая-то, не разобрал я. На ощупь — зёрнышки, вроде. А на цепочке — крестик, перстень и вроде монетка такая странная, формы необычной: вроде, круглая, а с трёх сторон выступы, а с четвёртой — как будто ручка. Вот, как у зеркальца бывает. Тока махонькая.

— Подойди ближе. Смотри — такая монетка? — атаман показал разбойнику то, что висело у него на шее на цепочке вместе с крестом. Тот наклонился, разглядывая вещицу, потом поднял удивлённый взгляд:

— Ага, в точности.

Атаман молчал, опустив голову. Потом спросил:

— А перстень? Какой он?

— Ободок гладенький, а камень богатый и как будто в кружеве золотом. И прозрачный. Цвет-то я в потёмках не разглядел, но показалось, что яхонт. Цену за такой и произнести страшно.

Повисла тишина. Атаман сидел, закрыв лицо руками. Мужики переминались с ног на ногу. Михей, сидевший рядом, замахал им руками — мол, уходите, нечего здесь больше стоять. Те с радостью тут же испарились.

Наконец, атаман поднялся и, как слепой, спотыкаясь, побрёл прочь. Михей следовал за ним. Выйдя из оврага, они пошли лесом, поднимаясь всё выше, в направлении высокого холма, с которого были видны развалины графской усадьбы. Видимо, дорога была хорошо известна Михею, поскольку он ничего не спрашивал, а лишь изредка вздыхал. На холме атаман остановился.

— Михей, ведь это была она? — вопрос прозвучал как-то робко и беззащитно.

— Да, барин, думаю, она.

— А как же… Мужское платье. Польский язык. Шпага. Может ли это быть она? Как это всё объяснить?

— Что до объяснений — не моё енто дело. Только, чё ж платье? Платье можно, какое хошь нацепить. А что до шпаги, так ты, батюшка, вспомни: росла она сорвиголовой, прости Господи. Вечно с мальцами из деревни гонялась. Да и вы все еёные проделки скрывали, а в которых и сами участие принимали. Так чё удивляться? Она чему хошь, могла выучиться.

— Но как мне её теперь искать?

— Ну, далеко-то она навряд уехала. Може, в городе ещё. Там и искать надобно. Тем паче, что они — ляхи, а много ль ляхов в нашей округе бегает?

— Как? Как я могу её искать в городе?! Как я войду туда, если даже от своих людей вынужден скрывать лицо? Посмотри, разве со мной можно разговаривать? — и он сорвал маску. Под луной стали чётко видны страшные шрамы от ожогов с левой стороны лица. — А она? Даже если я найду её, как покажусь ей таким? Зачем ей брат-урод, брат-изгой?

Но Михея картина не покоробила. Он давно привык к виду своего любимого барина, которого когда-то вытащил полуживого, обгоревшего, бесчувственного из горящего дома. На его глазах, стараниями старой знахарки, жившей в лесу, как сказочная баба Яга, барин медленно поправлялся. Михей знал наизусть каждый шрам на его лице, он давно научился не замечать их. Для него барин был всё тем же красавцем Аленом, каждодневную заботу о котором граф Владимир Кречетов поручил ему, Михею.

— И-и, барин. Не об том думаешь. Самому в город соваться и необязательно, пошли кого посмышлёнее. Вон, Ваньку, хоть. А что до вашего вида… От скажи, батюшка, коли б сестричка ваша сейчас рядом была, живая, но покалеченная, ты б отказался от ней? Побрезговал сестрой назвать? Испугался бы?

— Нет.

— То-то, что нет. Почему ж о ней так плохо думаешь? Ить ей так же одиноко, поди, как и тебе, барин. Ты, вот что, надевай-ка эту свою шапку кожаную, коль без неё не могёшь, да пошли назад. А поутру отправишь кого в город. Так?

— Так.

— Ну, вот и славно. Пойдём-пойдём, — как маленькому приговаривал он молодому сильному мужчине. И тот, послушный, шёл с ним, только раз обернувшись, чтобы взглянуть на место, где жил раньше и мог бы жить сейчас. Но старик опять что-то тихо заговорил, и они вместе начали спускаться с холма.

Вот так получилось, что когда Элен в сопровождении своих людей покидала город по дороге, ведущей в сторону польской границы, с противоположной стороны в него вошёл паренёк с узелком на плече. Он пришёл, чтобы выполнить поручение — узнать, где остановился барин-лях, который недавно был у них в лесу. Результат поисков обеспокоил его, и парень поторопился вернуться в лес. Там он сообщил своему обожаемому атаману, что молодой барин нынче утром выехал из города, чтобы, как он сообщил в гостинице, вернуться на родину.