Владимир Москалев - Нормандский гость Страница 9

– А мать? Королева Эмма? Как поступишь ты с нею?

– Ее, чтобы не совала нос, сошлю подальше. Пусть плетет свою паутину в одном из замков, ее сеть уже никому не сможет причинить вреда.

– Выходит, ты не гнешься под нажимом этих двоих? Что ж, неплохо, отец остался бы довольным тобой. Но что советуют тебе другие, вассалы герцога франков, например?

– Быть послушным Гуго, следовать его велениям – вот чего они хотят.

– Ты согласен с ними в этом?

– Отчасти – да, ведь так завещал отец. Но Гуго хочет, чтобы я вывел из Вердена свои войска. А мой отец захватил этот город! Жители приветствовали его. Они и по сей день не желают признавать над собой власть Оттона. Новый епископ Вердена, племянник реймского архиепископа, тоже Адальберон, пытался войти в город, но не был впущен. Тогда Герберт – тот еще лис, продажная шкура – ну да вам он знаком, дядя…

– Еще бы! – отозвался Карл. – Помощник Адальберона Реймского, его правая рука. Как и учитель, предаст любого, кто воюет с империей и кого выгодно предать.

– Так вот, он пригрозил жителям Вердена анафемой, если те не откроют ворота. Но его не послушали. Тогда он проник в город и упросил графов Эда и Герберта, лучших друзей отца, разрешить ему свидание с пленной лотарингской знатью. И с кем же? С братом Адальберона, Годфридом! Да и как упросил? Он попросту купил их!.. Ах, дядя, кругом меня одни враги и сплошь предатели. И в этом кольце стоит, то исчезая, то появляясь, вот-вот готовый навсегда скрыться в пучине наводнения, маленький островок – трон короля франков.

– Я всегда подозревал Адальберона в измене, – произнес Карл. – Я был свидетелем множества его предательств по отношению к королю Лотарю, которому он присягал в верности. Удивлен, как твой отец терпел этого Иуду и не предал его смерти.

– Нами с отцом были перехвачены письма Герберта. Он писал их в прошлом году. Кому, как вы думаете?

– Либо родственникам, либо таким же изменникам, как и сам.

– Они были адресованы императрице Феофано! Знаете, что в них было? Он называет византийку своей госпожой! Клянется ей в верности, готов повиноваться во всем! А меня и отца они с Адальбероном считают врагами, нашу власть Каролингов – тиранией, от которой им всем, епископам и архиепископам семейства Арденн, единственное спасение – убежище подле германского трона под византийской юбкой. Таковы они все, среди них епископы Льежа, Трира, другие. Я уже не говорю о брате Адальберона и его племянниках. Все они призывают, причем открыто, оставаться верными своей государыне Феофано и ее сыну и по мере сил сопротивляться франкам. Чуете, дядя, что за ветер и куда дует?

– Архиепископ Реймский глава всему мятежу, верно ли я понял тебя, племянник? Именно его следует судить за измену.

– И двуличие! Нет, этому хорьку не откажешь в изворотливости, он старается угодить всем, не боясь попасть меж двух жерновов. Он пишет архиепископу Трирскому, что всегда будет хранить верность обоим королям. Это он обо мне и отце. И тут же вспоминает, что он облачен-таки духовным саном и в этом должен смотреть на вещи с позиций слуги Господа. А посему тут же упоминает о Божьих велениях, которые ставит выше вассальной присяги. Намекая этим на явную измену, он берет Господа в свидетели и взывает к его мести в случае своей погибели.

– Похоже, этого святошу надлежит взять под стражу, – заявил герцог Лотарингский.

– Мой отец не поверил его уверениям в верности. Он знал его лживую натуру и не ошибся. При штурме Вердена Адальберон, как вассал короны, к тому же получивший письмо Лотаря, обязан был выслать подмогу. Вместо этого хитрый лис ответил, что не узнает почерка короля, а посему указ считает подложным. Это вынуждает его отказаться от подчинения королю.

– Сколь же терпелив был твой отец, – обронил Карл.

– На этот раз терпение его лопнуло, и он предал этого монаха суду.

– Дальше можешь не продолжать, – прервал его Карл. – Я присутствовал на этом суде, слышал обвинения, но был далек от подробностей. Его обвиняли в том, что он собирался просить у Оттона епископство для своего племянника. Причем в наследственных владениях Лотаря. Второе обвинение – по поводу духовного сана: он не имел права посвящать своего племянника в епископы без согласия сеньора, твоего отца.

– Да, дядя, это было совсем недавно, и вы, наверное, помните, что он ответил?

– Разумеется. По его словам, мой брат вовсе не собирался возвращать себе Лотарингию, во всяком случае, ему ничего об этом не известно. Что до остального, то дядя попросту не желал, чтобы племянник, выйдя из-под его власти, подпал под влияние другого.

– Весьма неубедительно, как вы полагаете? – спросил Людовик.

– В это мало кто поверил. Но, похоже, его это не особо заботило. У него был сильный союзник, на чью помощь он рассчитывал. Догадываешься, о ком я?

– Император?..

– Гуго!

Король вздрогнул:

– Как только упоминают это имя, мне становится не по себе. Всевластный герцог, могущественный правитель, самая сильная фигура на шахматной доске, до поры до времени скрытая другими… Он – волк, его глаз зорок, он изготовился к прыжку и ждет лишь удобного момента для нападения.

– И все же он не пойдет против законной власти. Риск велик, а герцог осторожен. Да и вряд ли, если вдуматься, ему нужно больше, чем сейчас.

– Согласен с вами, дядя. Тем не менее я чую в нем соперника, хотя и не вижу явной измены.

– И не увидишь. Никто не может угадать, когда змея сделает бросок.

– И все же она попыталась укусить.

Людовик намекал на явный контакт герцога франков с Адальбероном. Это было и немудрено. Герберт, этот маленький златоуст, ученый клюнийский монах (обучался в Галлии, Испании и Риме), бывший каноник, аббат в Орильяке, активный политик, ближайший помощник Адальберона Реймского, епископ, а впоследствии папа Сильвестр, был наставником сына Гуго и не раз жаловался воспитаннику на несправедливость, учиняемую над Адальбероном.

И герцог франков принял свои меры. Собрав немногочисленное войско, он двинулся на Компьень, где происходил суд. Это было угрозой и приравнивалось к неподчинению королю. Лотарь уступил, испугавшись возмущения знати во главе с тем же Гуго. Адальберон был освобожден, судить его вновь никто больше не собирался.

Это был шах Лотарю. И он ушел из-под угрозы, почуяв в Гуго соперника более сильного, нежели сам Оттон. Результатом этого демарша явилась вражда первого герцога с королем франков. Последний, впрочем, оказался не настолько глуп, чтобы затевать опасную игру со столь сильной фигурой, какой был Гуго – его вассал и союзник, который встал на пути у Оттона во время его вторжения во Франкию в ответ на ахенскую кампанию Лотаря 979 года и заставил того повернуть вспять. Гуго повторил подвиг своих предков, приняв на себя миссию спасителя королевства. Это принесло славу Каролингам и озарило величием Франкское королевство.