Татьяна Минасян - Белый континент Страница 9

Глава IV

Великобритания, Аутсленд, 1891 г.

Теннисный мяч летал над сеткой все быстрее и быстрее. Раскрасневшаяся Кэтрин металась по корту, с каждым разом все резче взмахивая ракеткой и разочарованно постанывая, когда второму игроку снова и снова удавалось с легкостью отбить пущенный ею мяч. Она старалась двигаться как можно проворнее, но ее светлое платье для игры в теннис, хоть и было страшно коротким и едва доставало до щиколоток, все-таки не давало девушке бегать достаточно быстро. А потому ей все время приходилось убегать с площадки и искать улетевший в траву мяч, после чего она кидалась в бой с новыми силами и опять замахивалась ракеткой, страстно надеясь, что вот этот мяч ее соперник обязательно пропустит…

— Роберт! — чуть не расплакалась она, когда он без особых усилий отбил очередную подачу, и мяч опять пролетел мимо ее ракетки. — Я больше не могу, давай отдохнем!

Молодой человек снисходительно улыбнулся, пожал плечами и удалился с корта по направлению к стоящей чуть в стороне скамейке, на которой сидели еще две девушки и женщина лет сорока пяти. Кэтрин, подобрав мяч, побежала вслед за ним. Свободного места на скамейке не было — она и так-то была рассчитана на двух человек — поэтому оба игрока в теннис просто остановились рядом с ней, улыбаясь расположившимся на ней зрительницам.

— Мама! — грустно вздохнула Кэтрин. — Старый Ворчун опять выиграл!

— Приведи себя в порядок, — строгим голосом велела ей старшая из женщин. Потом она посмотрела на молодого человека, и выражение ее лица стало более ласковым. — Кон, ты бы поддался ей хотя бы раз, что ли…

Юноша вспыхнул, но промолчал, однако весь его вид говорил о том, что сама мысль, чтобы кому-то поддаться, вызывает у него сильнейшее возмущение.

— А со мной сыграешь? — спросила его одна из сидящих на скамье молодых девушек.

— Не хочется, Этти, — покачал он головой.

— Давай я с тобой сыграю! — тут же предложила Кэтрин, рассчитывая, что со старшей сестрой у нее будет больше шансов на победу, чем с братом.

— Нет, ты сегодня уже достаточно наигралась, — возразила ее мать. — И ты слишком сильно этим увлекаешься. А Этти может поиграть с Роуз.

Третья девушка, все это время молчавшая, согласно кивнула и вместе с Этти поднялась на ноги. Роберт и Кэтрин протянули им ракетки и мяч, и две сестры степенно двинулись к корту. Младшая сестра, бросив на мать вопросительный взгляд и получив в ответ неохотный, но все же разрешающий кивок, поспешила за ними и остановилась на краю корта, чтобы лучше видеть игру. Роберт тоже стал следить за игрой, однако лицо у него при этом было такое скучающее и раздраженное, словно он делал это по обязанности или же просто потому, что больше заняться ему было нечем.

— Кон, ты чем-то расстроен? — спросила его мать. Она всегда называла старшего сына его вторым именем — Фолкон, а часто еще и сокращала его до одного единственного последнего слога.

— Нет, мама, что вы, — молодой человек присел рядом с ней на краешек скамейки и вымученно улыбнулся. — Просто немного скучаю. И я все время чувствую, что зря теряю здесь время.

— Но ведь ты не отдыхал несколько лет… — осторожно произнесла женщина. — И неизвестно, когда ты теперь в следующий раз сможешь сюда приехать. Неужели тебе с нами совсем не интересно?

Роберт снова открыл было рот для сердитого ответа, но в последний момент сдержался. Он все равно не сможет объяснить матери, почему ему было так плохо в своем родном поместье в кругу семьи: ни она, ни его сестры ни за что не поймут, как можно скучать рядом с близкими родственниками, которые тебя любят. Женщинам вообще не дано понять очень многое, а потому и вести с ними серьезные беседы не следует — бесполезно.

Ханна Скотт тяжело вздохнула — разговор со старшим сыном огорчал ее ничуть не меньше, чем его самого. Десять лет назад они с мужем с трудом могли скрыть свою радость от того, что их любимый Кон поступил в училище Форстера, начал меняться в лучшую сторону и из неряшливого и не слишком трудолюбивого мальчишки превратился в подтянутого, строгого к себе и к другим и безупречно-аккуратного молодого человека. Но теперь, когда он, впервые за долгие годы, приехал домой на целое лето и Ханна смогла как следует присмотреться к сыну, она поняла, что вместе с недостатками Фолкон лишился чего-то еще — чего-то неуловимого, что она не могла точно определить словами, но чего ей безумно не хватало. А тяжелее всего для миссис Скотт было то, что она уже не могла, как прежде, когда Кон был ребенком, откровенно поговорить с ним и расспросить его о том, что он чувствует. Между ними словно бы появилась невидимая, но совершенно непроницаемая стена и пробиться через нее у Ханны не было никакой возможности.

Зато что она по-прежнему могла, так это воспитывать своего младшего сына Арчи и дочерей, которые как раз сейчас снова слишком азартно увлеклись партией в теннис: восторженные голоса всех трех девушек так и звенели над кортом. А это для порядочных молодых леди было, разумеется, недопустимо, и Ханна уже начинала жалеть, что они с мужем разрешили дочкам заниматься этим беспокойным спортом.

— Девочки, заканчивайте! — громко произнесла миссис Скотт строгим голосом. — Нам пора домой.

Старшие сестры, Этти и Роуз, без возражений опустили ракетки и пошли к матери, которой Роберт помог подняться со скамейки. Кэтрин попыталась было начать спорить и уговаривать мать разрешить ей сыграть "самый последний разочек", но Ханна ответила ей таким ледяным взглядом, что девушка испуганно замолчала и, вслед за сестрами, побрела по аллее в сторону дома.

Вскоре им навстречу вышел глава семьи Джон Скотт, их с Ханной младший сын Арчи и самая юная из сестер по имени Грэйс. Теперь семейство Скоттов собралось полным составом, что с тех пор, как сыновья отправились учиться морскому делу, случалось очень редко. Джон окинул обоих сыновей быстрым оценивающим взглядом и украдкой улыбнулся. Мальчики выросли и сумели оправдать его надежды, сделать то, чего из-за слабого здоровья не смог он сам — они, как и его старшие братья, как и все остальные их родственники-мужчины, стали морскими офицерами! Особенно радовало Джона то, что с морской карьерой справился Роберт. Младший Арчи его так не беспокоил — он с детства с восторгом слушал рассказы своих дядюшек и мечтал скорее вырасти, чтобы стать таким же, как они. А вот Роберт… слушать истории о путешествиях он тоже любил, и глаза его при этом загорались не меньшим огнем, чем у Арчи, но в детстве старший сын предпочитал слушать их в уютной теплой гостиной, поближе к камину. И хотя возражать против желания отца отдать его в морское училище маленький Кон не смел, Джон не мог не видеть, что особого восторга оно у него не вызывает. Да к тому же лет до десяти Роберт был довольно слабым и болезненным, и порой его отец опасался, что старшему сыну придется разделить его судьбу: получить в наследство управление его пивоваренным заводом и до конца жизни слушать у камина рассказы о море от Арчи. А Джон чувствовал, что Роберту нужно не это: слишком уж мальчик был ленивым и несобранным, слишком трудный у него был характер — прозвище Старый Ворчун, которое раздосадованный отец дал ему, когда тот был совсем еще маленьким ребенком, говорило само за себя. В начальной школе привить Роберту усидчивость и аккуратность учителя не смогли. Вся надежда была на серьезное морское училище — уж там-то Ворчуна отучили бы ворчать и сделали настоящим британским офицером. Но туда его могли бы и не взять, да и сам он, несмотря на строгое воспитание, мог все-таки заупрямиться, а Джон Скотт не был уверен, что сумеет, в случае сопротивления, настоять на своем. К счастью, ему не пришлось этого делать: привычка Роберта слушаться родителей победила его нежелание учиться вдалеке от дома. И теперь рядом с Джоном шел не Старый Ворчун, а аккуратный, подтянутый морской офицер. И старший Скотт мог с полным правом гордиться им так же, как он гордился Арчи.