Джон Мастерс - Ночные гоцы Страница 91

Миссис Хэтч стояла на коленях рядом с Кэролайн. С другой стороны склонилась жена старосты. Лежащие женщины, как и мужчины в соседнем доме, были голыми ниже пояса, но ни они, ни он сам уже не обращали на это внимания. Миссис Хэтч взглянула на опиум и фыркнула:

— Это что, дурман?

Жена старосты выхватил комок у него из рук, пробормотав:

— Кто вам его дал? Я не знала, что он вообще есть в деревне. Мы могли бы спасти… не важно.

Она отломила кусочек, послала за молоком, и пальцами растерла опиум в чашку. Родни смотрел на Кэролайн; после шести дней он мог с точностью определить, как далеко она ушла по короткому крутому спуску. Она уже прошла больше половины пути и повисла над краем последней пропасти. Только немногие, очень немногие из тех, кого ему довелось видеть, сумели медленно вскарабкаться обратно; большинство переваливало через край и быстро скользило вниз, прямо на погребальный костер. Ее безжизненная кожа собралась складками, нос заострился; неумолимая сила безжалостно выталкивала ее из жизни; невероятное напряжение воли заставляло держаться. Ее горло перехватила судорога, дыхание прервалось, но паника застыла в глазах миссис Хэтч, и в его собственных глазах. Когда он вошел, она попыталась ему улыбнуться; но тут у нее начался приступ, и он закрыл глаза. Когда чавкающие звуки затихли, он снова стал смотреть, и увидел, что жена старосты поит ее молоком. Она не хотела пить; горло ее свело, отказываясь глотать, и когда ей все-таки удалось сделать глоток, желудок отказался его принимать. Медленно, с проступившим на лбу потом и застывшими глазами, она принудила себя выпить молоко, глоток за глотком и каплю за каплей.

Началась вторая схватка, за то, чтобы его удержать. У него сводило лицо и горло также, как у нее, и когда через несколько минут молоко выплеснулось наружу и расплескалось по полу, он понял, что больше не выдержит. Он побрел во двор и опустился на пыльную землю там, где он мог видеть тени, двигающиеся по дальней стене лазарета, и так и просидел до самого рассвета.

Когда миссис Хэтч вышла наружу в утреннем зареве и сказала: «Я отправляюсь на боковую, капитан, и она тоже», он потерял сознание.

Кэролайн оказалась едва ли не последней заболевшей в обеих палатах. Через три дня холера покинула деревню; жрец сказал, что на погребальных кострах сгорели семьдесят восемь жителей Чалисгона из трехсот; и никто не мог вспомнить, сколько еще подхватили заразу, но выздоровели. В день, когда холера ушла, ошеломленные люди упали и заснули. Ночью, словно после урагана, сам собою начался праздник: живым надо было убедиться в своем упоительном, животном бытии.

В передней комнате старосты не хватало четырех лиц: Пиру был в джунглях, Кэролайн спала у себя в комнате, Кармадасс и один из близнецов были мертвы. Родни, староста и говорливый близнец передавали по кругу бурдюк с тодди; жрец сидел на привычном месте, но не пил. Миссис Хэтч и жена старосты заливались смехом в своем углу, время от времени как следует прикладываясь к собственному кувшину с тодди. Несмотря на пустующие места и удушающую жару, в комнате царили уют и веселье.

В сияющем лунном свете Родни спустился к ручью за водой. Все встречные приветствовали его с неизменной любезностью. Они низко кланялись и складывали ладони, потому что он принадлежал к числу правителей; но теперь они еще и улыбались одними глазами, потому что он доказал, что равен им. На опушке леса били барабаны, в хижинах у ручья слышалось людское пение. Женщины, покачиваясь всем телом, двигались по проулкам, и в мужских голосах, когда они заговаривали с ними, пульсировало желание. Другие мужчины и женщины уже пьяно возились в грязи и вопили песни пронзительными голосами. Они не разбрасывали цветной порошок, и вели себя не так буйно, как кишанпурцы, праздновавшие Холи, но дух был тем же самым и по той же самой причине: Холи был праздником весеннего возрождения, а этот разгул — праздником возрождения жизни. Сиявшая на юге звезда напомнила ему сначала о Робине, а потом о Гондваре. Они отправятся в путь, как только Кэролайн наберется сил. Попозже он поговорит с ней об этом.

Когда он вошел с водой, староста и оставшийся близнец резко оборвали разговор. Оба были слегка пьяны. Он поставил кувшин и недоуменно спросил:

— В чем дело, друзья?

Староста почесал за ухом:

— Ну, можно сказать, что…

— Давай!

Близнец отхлебнул тодди и вытер губы.

— Скажи ему. Все в порядке.

— Сахиб, вы слышали, как мы говорили о Найтале. — сказал староста. — Там, где раньше был город и озеро, в пяти милях выше по ручью? Ну так вот, мы думаем, что рани хранит там свой запас винтовок, пушек и пороха.

Родни невольно ахнул. Он вспомнил, что подслушал у Обезьяньего колодца. Серебряный гуру сказал, что «повозки уже едут к озеру». Должно быть, это оно и есть. Он спросил:

— Почему вы так думаете?

— Самый прямой путь из Кишанпура в Гондвару лежит через Найтал. Это недалеко отсюда, в джунглях выше по склону. Как-то, много недель назад, один из наших юношей допоздна искал заблудившуюся козу. И он видел множество повозок, направлявшихся на юг. Но до следующей деревни — Пипалпани — они так и не дошли. Это в двадцати милях к югу, и так сказал мне их староста. И уже полгода как нам запрещено приближаться к Найталу или пасти там скот. В запрете что-то говорилось о новом охотничьем заповеднике, но старый Лалла Рам, тот, который тоже умер, в это не поверил, и тайно пробрался туда. И сказал, что в развалинах храма теперь живут солдаты. Их там немного.

— Почему вы не сказали мне об этом раньше, если все время знали?

Староста пожал плечами и ничего не ответил. Неожиданно заговорил близнец, брат покойного Лалла Рама:

— Капитан-сахиб, если с этим складом что-нибудь случится, деван сожжет деревню дотла и запытает до смерти всех, кого сумеет поймать. Мы укрыли вас; это долг, возложенный на нас богами и мы никогда вас не выдадим. Но тут совсем другое дело. Мы ничего не знаем о войне.

Родни улыбнулся. Ружья мало что значат в мире, которым правят голод и холера. Он спросил:

— Почему вы все-таки рассказали мне об этом? Не бойтесь. Я не трону эти пушки. Наверно, это мой долг, но я не могу… теперь не могу.

Староста почесал другое ухо.

— Теперь мы сами хотим, чтобы вы их уничтожили. Мы увидели вас, и у нас было время подумать. Мы слышали новости. Кровь течет потоками, и всюду пламя и смерть. Сипаи, словно бешеные псы, мечутся по равнине от Ганга до Инда. Что касается тех, кто возделывает землю, что мы о них знаем? Некоторые, наверно, так же, как мы, спасают тех, кого могут. Мы слушаем, и мы говорим, и своими глупыми головами мы рассудили, что надо ждать великой битвы под Гондварой. Мы знаем — или безумию будет разом положен конец, или все затянется надолго. Мы поможем вам, и вам надо торопиться, потому что вчера армия рани выступила из Кишанпура. Завтра они будут здесь, и тогда надежды не останется.