Олег Алифанов - Все, кого мы убили. Книга 1 Страница 92

Я обещал рассказать паше о гостеприимстве предводителя хауранских друзов, что на Востоке лучшая рекомендация, но в душе посетовал на то, что мы окажемся вновь на большой дороге, той же, где нас подстерегли преследователи. Нашего драгомана, кажется, обеспокоило то же, так что он довольно долго переговаривался с одним из всадников, пока шейх не сказал:

– Мои люди проводят вас до Баальбека. Там обитают наши друзья. Они же укажут вам дорогу на Дамаск с севера.

Таким образом мы должны были делать лишний крюк вёрст в полтораста, но выбора не оставалось, и мы сердечно благодарили благообразного старца за сию любезность, учитывая все замысловатые обстоятельства восточных игр, причудливых, как сама жизнь, где короткие пути не самые скорые, а скорые приблизить могут иной раз лишь погибель.

Поутру дорогой я осторожно расспрашивал Прохора про Артамонова. Меня теперь интересовало, не отметился ли тот в сношениях с человеком Голуа.

– Если ещё не продал – после продаст! – махнул рукой тот, и больше говорить не захотел.

Его больше, кажется, взволновало селение, к которому держали мы путь. Мне доводилось слышать о Баальбеке немало, его огромное капище Ваала, выстроенное в классическом римском духе, отмечали многие путешественники. Но Прохор, нахватавшись обрывков местных суеверий, сразу бросился вздыхать:

– Час от часу не легче. Носит твою милость от одной нечисти к другой. Зря мы туда едем, помянете потом моё слово. Хорошее место так не нарекут.

– Зови меня уж так и быть, твоим превосходительством.

– Звал бы, да букву «пр» не выговариваю-с, – раскатисто произнёс он, будто останавливал лошадь. От бестолкового спора с ним на сей раз спас меня Артамонов.

– Пророк Илия всех служителей Ваала истребил или изгнал вон из Древнего Израиля. Я в сём деянии не нахожу ничего, кроме попытки силой утвердить одно из религиозных течений, уничтожив последователей других. Так делал и князь Владимир в Киеве. Что же до Ваала, то это слово означает бога, хоть и языческого, и не следует в нём видеть сатану. Человеческие жертвы ему – дань страху, переполнявшему мир древних людей. Греки, видя в Ваале культ Солнца, именовали Баальбек Гелиополисом.

– Пускай так, только нечисто там, – кивнул мне Прохор серьёзно, не намереваясь, очевидно, вступать в спор с Владимиром.

– При императоре Августе город содержал римский гарнизон, – продолжал Владимир.

– Небось, немало глупых солдат сгинуло там без следа, – гнул своё Хлебников.

В таком настроении мы двигались по дороге, неуклонно поднимавшейся к западному подножью величавого Антиливана.

Шейх, сопровождаемый своим внуком и полудюжиной свиты, почти весь путь молчал, только на вечерних привалах коротко расспрашивал об англичанах и французах, коих знал во множестве – двое сродников его служили кавасами в консульствах. Общие знакомства, как водится, понемногу сближали нас, именно так трактовал я поглаживание им бороды и степенные кивки головой. К исходу третьего дня на краю обширной плодородной равнины Бекаа нас встретили дозорные Харфуша, эмира Баальбека из мутуалиев.

Нас никоим образом не затрагивали их дела, посему, оставив им решение племенных споров, мы отправились осмотреть в лучах заката городище, о котором я слышал столь разноречивые гипотезы. Признаться, я не надеялся, конечно, разгадать его тайн в отведённые нам пределы времени при своём случайном набеге на древнейшие камни, но рассчитывал приобрести собственный, отличный от других взгляд на предмет для обсуждения его в салонах Бейрута, тем паче что никакого устоявшегося научного мнения на сей счёт не существовало.

На другой день, выспавшись и немного приведя себя в порядок, мы просили эмира дать нам в провожатые знающего человека. Прохор наотрез отказался идти, плюясь и ругаясь, но обещал позаботиться об уставших животных, ибо мы не собирались задерживаться тут надолго. Артамонов, я, наш драгоман и статный туземец, умудрённый летами, чтобы многое иметь поведать, но ещё не старец, направили свои стопы к грозным и торжественным руинам. Он мерил путь длинными грациозными шагами, и я невольно залюбовался его фигурой, покрытой длинным белым саваном, развеваемым встречным ветром. Напоследок Прохор завещал мне держать со всеми ухо востро.

Величием и красотой развалины превосходили всё когда-либо виденное мной. Константинополь наполнил меня живым великолепием, Иерусалим – священными переживаниями, здесь предо мной открылась история предшествовавшая патриархам и царям, и мне казалось, что воды потопа лишь вчера схлынули с невообразимых построек.

– Капища строились при Нероне, Пиусе и Северусе, – провозгласил Владимир. – Феодосий Великий освятил храм Юпитера как христианскую церковь.

– Здесь говорят, что Соломон – единственный, кто построил свой храм до конца, – перевёл драгоман слова проводника.

– Храм в Иерусалиме – возможно, но не здешний. Я слышал эту легенду, но не верю ей, ибо она основана на одном лишь предании. – Владимир простёр руку в сторону оставшихся исполинских колонн Юпитера. – Юстиниан вывез отсюда восемь этих коринфских колонн, снарядив целый флот, для строительства Святой Софии. Достроив её, он якобы воскликнул: «Соломон, я превзошёл тебя!» Вот и всё.

Драгоман долго переводил и затем выслушивал хладнокровный ответ.

– Но тут ничто со времён Соломона не достроено окончательно. Некогда, ещё до потопа, стояло сооружение, воздвигнутое гигантами, после же некоторые из них, оставшиеся в живых, пытались восстановить его. Впоследствии множество племён пыталось возвести на этом месте нечто своё: храм Юпитера или крепость, но всякий раз строительство не завершалось, а строители разбегались от ужаса, который обитал в этих развалинах. Мы не ходим туда.

Неприятное воспоминание кольнуло моё сердце, и чтобы заглушить его, я поспешил со своим вопросом:

– Почему же гиганты не восстановили своё собственное капище? Или это просто их дом?

Но он не воспринял моей шутки и не усмехнулся в ответ, так что я принуждённо убрал улыбку и со своего лица.

– Они ушли на войну и все погибли.

Мы медленно добрели до развалин, и сейчас бродили средь них, задирая головы в великом удивлении.

– Куда же они ушли? – проговорил я через силу.

– Туда, где сейчас Дамаск. Там Каин убил Авеля. Там же и случилось место последней битвы.

– Последней? Почему вы говорите о ней, как о последней?

– Так называют её.

– Я уже слышал о двух землях раздора, – сказал я с неудовольствием. – Может, все земли имеют право так называться? Одно такое место последней битвы я посетил у себя на родине.

– Где сказано, что последняя битва – одна? – словно нехотя произнёс старец. – Для каждого племени она своя.