Джон Мастерс - Ночные гоцы Страница 97

У подножия холма колеса заскрежетали, потом наткнулись на препятствие; перевалив через него, повозка мерно затряслась по разбитой щебенке Большого колесного пути, тянувшегося прямой и ровной линией вдоль брошеных людьми полей. Глядая в щелку в переднем полотнище, он различил справа от дороги рыжеватые развалины еще одной сторожевой крепости, а за ней — широкий разлив реки, упиравшейся в высокий берег, глинобитную стену и кучку домов. Скрип оси замедлился; тряска превратилась в отдельные толчки, и Пиру пробормотал:

— Гора лог — лалкурти![126]

Грубый голос закричал по-английски:

— Стой! Кому сказано, роко! Куда намылился? Куда джата, хрен черномазый? Счас мы декко, чего ты там прячешь. И джилди![127]

Рука рванула заднее полотнище, и два кирпично-красных лица заглянули внутрь. На их киверах горели бляхи с эмблемой в виде пылающей гранаты, над которой была выбита английская корона в окружении цифр. Королевские гренадеры. При виде загорелого до черноты лица и рваных брюк Родни один из них вскинул винтовку. Потом оба медленно опустили оружие, потому что люди в повозке плакали, а лицо Робина было искажено ужасом. Снаружи Пиру униженно бормотал и кланялся, засунув в набедренную повязку неприметный черный шелковый платок. Солдаты повернулись и окликнули остальных. По гравию дороги простучали сапоги, и с полдюжины плеч и лиц полностью заслонили выход. Они гудели что-то ругательное ласковым тоном, с их лбов и рук стекали струйки пота, и Родни никак не мог остановить слезы, прижав к себе Робина и вцепившись в руку Кэролайн.

Пиру наложил на дно повозки тяжелых камней, один из гренадеров пристроился сзади, и повозка загромыхала по воде. Переправившись через реку, они поднялись по крутому склону и въехали в Гондвару.

Улицы были покинуты горожанами и полны солдат. И пропитаны трупной вонью. В фарлонге[128] от реки узкий проулок сворачивал налево и переходил в ряды высоких домов. Если бы не раскачивающася над одним из них почерневшая и облезшая вывеска, было бы невозможно догадаться, что это — улица Раванов, прославленная на всю Индию богатством и мастерством своих ювелиров. Прямо под вывеской лежал иссиня-черный раздувшийся труп, неподвижно застывший под живым покрывалом из жужжащих мух. И на самой улице, и в боковых переулках были и другие трупы. Все — индийцы, мужчины и женщины, и белые черви копошились в ранах, которые принесли им смерть. Женщины лежали, бесстыдно раскинув ноги, и мухи возились в их разорванной плоти. В повозке сопровождавший их гренадер отрывисто бросил Пиру:

— Декко, скотина? И тебе устроим ке муафик,[129] вздумаешь обидеть этих леди и жантльмена!

У Родни защипало глаза от сожаления. О чем он думал на склоне холма над Чалисгоном? «Один шанс на тысячу лет», и этот шанс уже на девять десятых потерян.

Белые и черные солдаты достраивали брустверы на углах домов. По бляхам на киверах он понял, что Восемьдесят второй полк Бенгальской туземной пехоты занял левую сторону улицы, а гренадеры — правую. Первая линия обороны проходила по берегу реки, но приготовления показывали, где генерал собирался разместить свои резервы.

Завидев сипаев, Робин зарылся лицом в колени Кэролайн; у Родни пересохло во рту, и ладони стали скользкими от пота. Кэролайн, поглаживая Робина по голове, попыталась улыбнуться Родни, но он не мог отвести взгляда от сипаев. Он смотрел на них, как кролик смотрит на змею. Он замечал все оттенки их речи и каждое мимолетное выражение глаз. Они готовились к битве с неторопливой тщательностью и спокойными лицами профессиональных солдат. Они трудились уверенно, и офицерам не приходилось отдавать лишних приказаний — все шло, как надо, и они не нуждались в особых распоряжениях. Он видел это и раньше; он знал, что это значит.

Ночь на десятое мая — лицо Шамсингха! Родни ничего не понимал. Он мог поклясться, что у этих людей нет и мысли об измене, но был уверен, что все они — изменники. Что он скажет маленькому генералу с ледяными глазами? Как он заставит его поверить?

Пиру от усталости споткнулся на ровном месте. Гренадер сердито толкнул его и прорычал:

— Встать, мудак черномазый!

Пиру выбрался из пыли и бесстрастно зашагал дальше. Голова Родни раскалывалась. «Разрушение и неутолимая ненависть…» Индийские солдаты занимались своими делами, не обращая внимания на валяющиеся на улицах индийские трупы.

Сзади галопом проскакал всадник и обогнул повозку. На нем был синий мундир, синие лосины с широкими двойными золотыми лампасами, и черный кивер с прикрепленной к нему золотой нашивкой; в руке он держал копье. Родни узнал форму бомбейских улан. Сипай из Восемьдесят второго полка окликнул его с крыши:

— Какие новости, брат?

— Стычка с врагом в двух милях вверх по Хребту — патруль Шестидесятого!

Улан, на мгновение обернувшись, чтобы выкрикнуть эти слова, поспешил прочь, поднимая облака пыли и разгоняя полчища мух. Родни позабыл о трупах и об ужасе, наполнявшем улицы. Звуки труб, топот марширующих ног, громыханье движущихся орудий соединились вместе и образовали в его голове привычную картину. Его глаза сузились и полностью прояснились, и он принялся думать. Кэролайн, не сводившая взгляда с его лица, вздохнула и расслабилась, но он не замечал и не слышал ее.

Если вражеская кавалерия уже в двух милях, значит, основное войско — артиллерия и пехота — доберется до реки задолго до полуночи. Патрули уланов и дозоры гренадеров, и вообще любые силы, которые генерал держит на дальнем берегу, должны были получить приказ медленно отступать. Новолуние, значит, полная темнота. Вражеские силы могут попытаться перейти реку ночью, но в этом случае они не смогут использовать пушки, так что это маловероятно. Сражение состоится здесь и это будет завтра — на расстоянии ста лет и восьмиста миль от поля битвы при Плесси.

Солдат завел их во двор большого здания с множеством украшенных колоннами входов и они остановились. Откуда-то появились изможденные белые женщины в покрытой пятнами одежде и окружили повозку. Родни выбрался наружу и прислонился к колесу — ноги не держали. Гренадер поддерживал его, поглаживая, как мать гладит напуганного ребенка, и шептал:

— Ничего, сэр, ничего. Счас отдохнете. Все будет хорошо. Мы этих свиней завтра на клочки порвем. Все будет хорошо.

Родни потряс головой и стал смотреть, как женщины толпятся у повозки, помогая Кэролайн, миссис Хэтч и Робину. Выходит, генерал не сумел отправить женщин и детей из Гондвары; похоже, ему пришлось эвакуировать все гарнизонные городки и привезти их в город, для того, чтобы хватило войск держать береговую оборону. Он видел, что Кэролайн и миссис Хэтч держатся уверенно и спокойно, в то время как остальные женщины дрожат и дергаются. Когда они говорили, в их голосах звучала скрытая паника. Они ожидали худшего, но даже сейчас не могли поверить в то, что происходит; напряжение и тревога оставили на их лицах больше следов, чем все пережитые испытания — на лице Кэролайн.