Константин Паустовский - Бригантина, 69–70 Страница 98

Вдруг все увидели, как над одним из айсбергов плавно движутся верхушки трех мачт с раздутыми парусами. «Неужели здесь, кроме нас, есть еще судно? Кто еще осмелится так далеко забрести?» — недоумевали моряки. Тем временем мачты продолжали двигаться. Вот из-за айсберга показался бушприт, потом аллегорическая фигура богини, украшающая нос корабля, потом и сам корабль… Китобоям сразу же бросилось в глаза, как странно разворочены реи незнакомца, как неестественно поставлены паруса. Корабль казался каким-то застывшим и оцепеневшим.

— «Голландец»! — с ужасом закричали моряки. — Вот он, предвестник нашей гибели.

Уже кто-то из гарпунеров начал читать молитву, кто-то побежал в кубрик за библией. Между тем неизвестный корабль ударился килем о подводную кромку плывшего перед ним айсберга. От толчка рухнула и упала за борт его фок-мачта. Судно остановилось в двухстах метрах от «Гренландии».

— Это не «Голландец», — воскликнул капитан китобойца, — они терпят бедствие, им нужна помощь. Четверо гребцов — за мной!

Вскоре на воду спустили один из вельботов, и Уарренс с матросами направился к странному кораблю. Приблизившись к паруснику, моряки увидели, что его корпус сильно поврежден льдинами и обветшал. Тщетно пытался капитан Уарренс разобрать на корме выцветшие буквы названия корабля. Палуба, покрытая толстым слоем льда и снега, была пуста.

— Эй, есть тут живые души? — крикнул капитан. Молчание. Поднимаясь с кормы на палубу, капитан мельком заглянул в иллюминатор и внутри каюты увидел сидящего за столом человека, который склонился над какими-то бумагами. Из-за плохого освещения Уарренс ничего больше увидеть не смог. Китобои поднялись на палубу и, открыв люк, вошли внутрь корабля. Сначала они на правились туда, где Уарренс видел человека. Это был салон корабля. Перед глазами моряков предстала страшная картина. Сидящий за столом человек не обратил внимания на вошедших. Это был мертвец с зеленым лицом и провалившимися глазами. В руке он держал гусиное перо. Перед ним лежал раскрытый судовой журнал. На недописанной странице моряки прочитали английский текст: «14 ноября 1762 года. Семнадцатый день мы зажаты в этих льдах. Вчера погас огонь. Наш капитан пытается безуспешно разжечь его. Сегодня утром скончалась его жена. Спасения нет…»

Не говоря ни слова, Уарренс и матросы вышли из салона.

В каюте капитана на кровати они увидели труп женщины. Ее лицо хорошо сохранилось, и лишь по тому, как неестественно согнулось тело, можно было понять, что она мертва.

Рядом на полу сидел мертвец. В одной руке он зажал кресало, в другой — кремень. Неподалеку лежал еще один труп.

На баке и в кубрике китобои обнаружили несколько мертвых матросов.

Заглянули в кладовую — ящики, бочки и полки были пусты.

Ужас охватил китобоев — людей смелых, но набожных и суеверных. Матросы начали роптать, они требовали вернуться немедленно на «Гренландию».

Уарренсу удалось незаметно от матросов унести с собой часть вахтенного журнала. Именно часть, потому что журнал буквально рассыпался в его руках.

Когда «Гренландия» вернулась в Англию, Уарренс заявил о страшной встрече в Арктике лордам Адмиралтейства. Но по остаткам журнала установить название и порт приписки неведомого корабля не смогли. И до сих пор неизвестно имя этого «Летучего голландца», тринадцать лет странствовавшего по арктическим морям.

Будущий основоположник исторического романа Вальтер Скотт в молодости выступал как поэт-романтик. Одна из его поэм — «Рокеби» (1812 год) — написана на легендарный сюжет «Летучего голландца».

В поэме Скотта причина вечного скитания капитана — убийство в море. На корабле, везущем ценный груз, среди моряков начались распри, которые закончились убийством. На судно «обрушилось проклятие небес» — среди экипажа вспыхнула эпидемия страшной болезни. Кораблю нельзя войти в порт, и он блуждает в океане. Всех, кто повстречает этот призрачный корабль с мертвым экипажем, ожидает несчастье…

Что натолкнуло великого романиста написать об эпидемии на борту корабля?

Возможно, Вальтер Скотт вспомнил о суровых законах Британского адмиралтейства, касающихся «кораблей чумы».

В те времена уровень санитарного состояния на судах был крайне низким, и трудно сказать, что наносило больший урон мореплаванию — эпидемии или кораблекрушения. Начиная с 1701 года ни одно судно не могло войти в английский порт без карантина. Если после специального досмотра оказывалось, что на корабле есть заболевшие чумой, капитан должен был немедленно выйти в открытое море.

Эти законы соблюдались с твердостью, порою напоминающей жестокость.

В 1730 году в Смирне вспыхнула эпидемия чумы. Корабли «развезли» ее чуть ли не по всем портам Средиземного моря. В Лондоне каким-то образом стало известно, что из Мессины к берегам Англии направляется «чумное» голландское судно. Когда «голландец» подошел к Плимутскому заливу, вышедшая навстречу английская эскадра дала по нему залп. Получив несколько пробоин, несчастный корабль вынужден был уйти в Атлантику.

Может быть, Вальтер Скотт знал трагическую историю другого голландского судна, которое в 1773 году зашло в один из средиземноморских портов пополнить запасы воды и провизии. Когда корабль прибыл на рейд, портовые власти узнали, что на его борту от чумы умерли капитан и четырнадцать матросов. Судну приказали немедленно выйти в море. Оно взяло курс на Тунис. Но весть о страшном «голландце» уже разнеслась по всему Средиземноморью, и тунисский порт оказался для него закрытым. Тщетными оказались попытки 23 оставшихся в живых моряков войти и в Неаполитанский залив. Отверженное судно начало свои бесконечные скитания. Ни итальянцы, ни испанцы не подпускали этот корабль к берегу на пушечный выстрел. Особенно боялись его французы. У них еще свежо было воспоминание, как полвека назад от чумы, занесенной каким-то кораблем, умерла половина жителей Марселя…

Без воды, без пищи один за другим погибали голландские моряки на борту обреченного судна. Наконец оно вышло в Атлантический океан. Впоследствии «чумный корабль» не раз встречали у Азорских островов. Никем не управляемый, он несся под всеми парусами к своей неотвратимой судьбе «Летучего голландца».

В XVII–XVIII веках таких случаев было немало. Любой из них мог натолкнуть Вальтера Скотта на сюжет «Рокеби». Спроси он у любого старого морского волка, случалось ли тому лицезреть «Летучего голландца», и моряк готов был поклясться на библии: такого-то года и такого-то месяца и числа он в море своими глазами видел «Летучего голландца». При этом он даже назвал бы координаты того «проклятого места». И ни в чем бы не солгал: в то время из «летучих голландцев» можно было бы составить целый флот.