Марина Белоцерковская - Леди удачи. Все пути… Страница 104

Джоанна решительно постучала в ворота.

— Э! Не так! — Мари отодвинула ее в сторону и так забарабанила по створке, что на околице деревни встрепенулся дремавший у землянки старичок.

Где-то в глубине двора хлопнула дверь и послышался торопливый топот маленьких ног. Ворота приоткрылись, и в щель просунулась испуганная чумазая физиономия. Физиономия, раскрыв рот, глядела на наших героинь, как на явление Христа народу.

— Закрой рот, ворону проглотишь, — посоветовала Ксави и деловито осведомилась: — Владелица этой виллы — Домна Перфилова?

— А? — речь Мари повергла маленькую привратницу в столбняк.

— Я спрашиваю: это гнездышко принадлежит Перфиловой?

— Че-го? — глаза девчонки совсем остекленели.

Ксави глянула на ее рот, к этому моменту уже способный вместить небольшой самолет, и с опаской помахала пальцами перед остановившимся взором юной туземки.

— Жить будет, — констатировала она и соболезнующе добавила: — Домна-Енералиха тут живет, болезная ты наша?

— Ага, туточки, — во взгляде девчонки забрезжили проблески интеллекта.

— Ну, так иди, доложи, — приосанилась Мари. — Гости к ней пожаловали.

— Кому доложить? — аборигенка, казалось, задалась целью вывести приезжих из себя.

— Слушай ты, мешком стукнутая! — возмущение Ксави не поддавалось описанию. — Или ты сей же час проводишь нас к хозяйке, или я за себя не отвечаю!

— Так нетути ее! — жалобно попятилась девчонка.

Видя, что из глаз Мари вот-вот полетят искры, Джоанна решила вмешаться:

— Кто из старших дома? — предельно просто задала она вопрос окончательно запуганному Ксави созданию.

— А Иван Ляксеич туточки! — облегченно выдохнула та.

— Вот и славно! — ободряюще улыбнулась Джоанна. — И ты нас к нему проводишь, правда?

— Ага, — завороженно глядела маленькая крестьянка на красивую даму в невиданном наряде. Но с места, тем не менее, не двигалась.

— Короче, — Ксави надоело это галантерейное обращение. — Веди нас к хозяевам, Сусанин местного значения, шевели конечностями, — и она легонько толкнула створку ворот.

Девчонка попятилась и бросилась со всех ног к дому с воплем:

— Иван Ляксеич! Иван Ляксеич!

— Что случилось, Анфиса? — послышался мужской голос. На крыльце, чуть пригибаясь под низкой притолокой, возникла длинная фигура Сеича.

Серые глаза за покосившимися очками заморгали, и Ванюша, по-бабьи всплеснув руками, воскликнул:

— Девочки! Это вы?!

— Нет, тень отца Гамлета! — Ксави, как всегда, не оставляла времени на сантименты. — Ну, хорош! Ну, седцеед великорусский! По здорову ли будешь, батюшка Иван свет-Алексеевич, под крылышком знойной Домны Васильевны?

Ваня багрово покраснел и забормотал:

— Да нет, девушки… Вы не подумайте, она женщина хорошая, отзывчивая…

— Да уж конечно-конечно, — ехидно хмыкнула Ксави. — Куда уж из этакого рая в наш серый двадцатый век рваться.

Сеич едва не уронил очки:

— Что вы!.. Да нет… как же… Я думал, я хотел… Просто, понимаете, у меня нога, а тут солдаты… В общем, она просто посочувствовала, как всякий интеллигентный человек… — упавшим голосом закончил он.

Девушки с интересом следили за лексическими судорогами бедного Сеича. Наконец, Джоанна решила прекратить его конвульсии и приступила к делу:

— В общем, все ясно. Может ты нас все-таки в дом пригласишь? Как старых знакомых?

— Конечно, конечно! — Сеич, пятясь, спиной открыл дверь, приглашающе разводя руками и цепляя ими за притолоку.

Очутившись в горнице, девушки с любопытством огляделись. Ксави одобрительно похлопала огромный сундук с коваными углами, самодовольно царивший в большой светлой комнате:

— Неплохо, неплохо, — и прошлась, инспектирующе заглядывая во все углы. — Ну что ж, норка уютная. Но только, — тут она резко повернулась к Сеичу, — забрать тебя все-таки придется!

— Да я с радостью… — начал было Иван.

Тут доски в сенях загремели, дверь, распахнувшись, врезалась в стену с грохотом орудийного выстрела, и на пороге грозным видением тридцатипушечного фрегата возникла пышнотелая матрона. Под прицелом яростных черных глаз Сеич подавился окончанием фразы и сник.

— Куды ж это забрать?!! — глубине и мощи ее голоса позавидовала бы любая пароходная сирена.

Ошеломленные напором этой страсти, вызывавшей в памяти одновременно леди Макбет, боярыню Морозову и русскую народную песню «Эх, дубинушка, ухнем!», девушки попятились к стене. А возмутительница спокойствия с неведомо откуда взявшимся ухватом в руках уже грудью прикрывала Ивана Алексеевича от нежданных врагов. Грудь внушала уважение. Ухват — тоже.

— Увезть хотите?! Не дам! — черные глаза метали молнии.

Девушки переглянулись. Ксави в немом удивлении мотнула головой и подошла к Сеичу, растерянно торчавшему за спиной Домны Васильевны. Не обращая внимания на грозное оружие вдовы, она пожала Ивану руку, коротко сказала:

— Уважаю. Шикарная женщина! — и деловито добавила: — Ну, мы пока во дворе подождем. Пошли, Джо.

Сидя во дворе на лавочке, они смотрели, как чумазая Анфиса кормит кур, и невольно прислушивались к дуэту, смутно доносившемуся из-за плотно прикрытой двери. Партию вела низкая контрабасная струна. Время от времени ее прерывали мягкие приглушенные увещевания гобоя.

Наконец, дверь отворилась, и на пороге появился смущенный Иван. За его спиной безуспешно пыталась собрать дрожащие губы вдовушка. На ее потерявших румянец гладких щеках блестели мокрые дорожки. Черные глаза, хлопая слипшимися ресницами, с беспомощной настороженностью глядели на наших подруг. Пухлыми белыми пальцами молодица намертво вцепилась в рукав рубахи своего ненаглядного.

— Вот, — кашлянул Ваня. — В общем… Как это сказать… Ну, в общем, она согласна… То есть… Я хотел сказать, что еду с вами…

Тут хозяйка громоподобно всхлипнула, и по ее лицу градом покатились слезы. Сеич расстроенно всплеснул руками:

— Ну, Домна, ты же обещала! Ах, черт, да что же это! — беспомощно вскричал он и отвернулся к стенке.

— Обеща-алась! — прорыдала та в рукав Ивана. — А токмо я не каменная-а-а! Нешто повинна я, што темная-а-а, да неученая-а-а?! Им-то што — вишь какие нарядные-е-е, куды мне-е-е!!!

— Но, Домнушка! — высоким фальцетом воскликнул Сеич. — Ну при чем тут это?! Я же объяснил!..

Но прошел еще не один час, пока у несчастной Енералихи иссяк запас слез, и вся эта странная компания смогла, наконец, усесться за «стол переговоров», не рискуя быть погребенными этой лавиной чувств. Разом похудевшая вдова сидела на краешке скамьи и с безнадежной мольбой глядела на Ивана. А тот, болезненно дергая бровью, старательно избегал ее взгляда. Ксави с Джоанной хмурились — таких осложнений они не предвидели. Мари время от времени начинала что-то сердито шептать, но разобрать можно было лишь: