Владимир Коваленко - Боевые паруса. На абордаж! Страница 12

Вместо ответа – грохот кулака по дереву.

– Я вернусь, когда ты остынешь.

Выходя, Диего спиной ощутил мощные удары – как только дом не развалился. Выходит, при госте сеньор Нуньес себе воли не давал.

История третья,

в которой Руфина слушает обедню, а Гаспар Нуньес примиряется с доном Диего

Остыл горячий перуанец к концу недели. Советы друга предпочел забыть. Вместо того в воскресенье оказался в церкви, куда обычно ходит семья старшего алькальда. День не оказался исключением – семья на привычном почетном месте. Гаспар не мог заметить, что Хорхе с Бланкой смотрят строже, чем обычно, что Руфина впервые за долгие годы вцепилась в отцовскую руку – как в детстве…

Горячего взгляда сзади она не чувствовала. Девичья душа забыла про мирское чутье. Ждала. Раз «мотылек» вернулся, значит… Согласно с торжественной латынью на алтарь упал толстый белый луч, дароносица озарилась сверканием… Больше ничего, но этого достаточно, чтобы не сомневаться: спасение есть, и раз церковь отпустила твои грехи – с тобой все должно быть хорошо. Точно так, четыре года назад, обычное, ежедневное чудо вернуло уверенность в себе маленькой девочке, боящейся жизни и смерти разом и поровну.

«Если я больна, значит, что-то не так или со мной, или с миром».

Тогда она научилась не ненавидеть себя, а ненавидеть мир, частью которого являются папа и мама… Глупо. И невозможно!

Проповедь почти не запомнилась. Зато после… Давешний перуанец подошел к отцу, попросил о разговоре. И в день воскресной службы! Руфина посторонилась, но уши навострила. Достаточно, чтобы услышать, как отец отрезал:

– Вы в Севилье без году неделя. Извольте, сударь, себя показать. Впрочем, я разрешаю вам поговорить с дочерью: здесь и сейчас, один раз. Последнее слово – за ней. У нас в семье нравы северные. Девушку спрашивают.

Кажется, весь неф уставился. Надо же, заморский фазан вздумал свататься к соборной колокольне! Нет, к башне крепостной! Все, что успел сказать:

– Сеньорита…

– Нет, – фыркнула навстречу Руфина.

Если человек настолько занят, что не желает подождать, пока новые соседи к нему присмотрятся, и настолько скуп, что не желает тратиться на сваху – он заслуживает быстрого ответа. Зачем тратить его драгоценные минуты и мараведи? Сегодня Руфина добрая…

Гаспар не сразу понял, что разговор окончен. Говорил дальше. Впрочем, об этом ему напомнил дон Хорхе. Оставалось стиснуть зубы, поклониться и отойти – под улыбки, которые дамы прячут под мантильями, а кавалеры – прикрывают плащами.

Гаспар Нуньес умел учиться на ошибках. А еще припомнил, что дон де Эспиноса, невзирая на молодость безусую, уже разок спас его от лишних расходов и осмеяния. Так, неделю спустя после разговора, дон Диего вторично стал другом перуанца.

История четвертая,

в которой дон Диего де Эспиноса знакомится с ночным лицом порта, а потом доходит до шпаг

Терновник явился в назначенное время – под возглашающий вечерню колокол. Обыденно приветствовал товарищей по первому ночному обходу. Что творится у него внутри, догадывался только альгвазил Эррера. В отличие от рубак-стражников, человек, которому не только порядок на улице поддерживать, но и пакостные загадки распутывать, должен читать по лицам не хуже профессионального шулера.

Дон же Диего, при всех достоинствах, очень молод. Рвется в дело, как гончая, почуявшая запах зверя, а что лицо держит каменное и манер не забыл… Так это в Севилье ценят непосредственность и искренность. Уже кастилец надевает на тело и лицо футляр сдержанности. Астурийцы же превыше всего ценят невозмутимость. Прямая спина, неподвижная верхняя губа – так они встречают и невзгоды, и радости. Альгвазилу подумалось – а не выглядит ли для северян Севилья городом шутов? Здесь каждый кричит и машет руками, здесь женщины, невзирая на неодобрение церкви, чернят брови и румянят щеки. Здесь убивают быков на арене копьем с коня или мечом, а не выходят на него с пехотным копьем. Северяне от быков не уворачиваются, встречают глаза в глаза. Даже женщины.

Черт побери, Хорхе рассказывал, там даже вина не пьют! То есть пьют – вельможи, народ обходится перебродившим яблочным соком. Живут между морским прибоем и горными вершинами, но за славой и удачей, как все, подаются в Севилью.

Впрочем, семейка дона Диего вино явно пьет. Купить мальчишке – а кем он был еще год назад? – университетский матрикул вовсе не дешевое удовольствие. Второй вариант – могучая лапа наверху, которая попросту отдала приказ о зачислении. Сил таких три. Церковь, король. И святейшая инквизиция, уверенно сидящая между стульев власти светской и духовной. Впрочем, одного взгляда на младшего алькальда довольно, чтобы понять – за него просили не дублоны и не сутаны.

Зеленая, и близко не монашеская, мантия. Устаревший на полстолетия берет с павлиньим пером. Ни аскезы богослова – впрочем, он юрист, а не теолог. Ни скромничающей заносчивости друга инквизиции, что облекся бы в черное. Веселая дерзость человека, готового жить шпагой, не просчитывая интриг и мнений.

Но главное – оружие.

Ладные ремни, не новые, но и не изношенные. Легкие стальные ножны сами по себе оружие, а заодно – еще один объект чистки. В ножнах – эспадрон. Сложная гарда – единственное украшение – слегка потускнела в местах, куда при чистке особо не дотянешься.

– Дон Диего, позвольте взглянуть на ваше оружие. Ночью оно понадобится почти наверняка, вы же идете с нами в первый раз.

– Разумеется.

Не обижен. Хорошо. Действительно, де Эспиноса. Кажется, в Монтанье и Астурии иные рождаются для королевской гвардии. И с чего этого потянуло в сутяги? Что ж, место уличного судьи – отличный способ совместить крючкотворство с кровопролитием.

Итак, эспадрон. Не новенький. Тесно знаком с точильным камнем, но на клинке ни щербинки. Были, но сточены. Уже любопытно. Иные взрослые кавалеры зубрят клинки о камни мостовой да оконные решетки – лишь бы казаться лихими рубаками. Этот, напротив, свел каждую зазубрину.

Сталь… Дурная. Не то что не толедо – вовсе дрянь. Клинок прочен, но толст. Как в сельской кузнице ковали дикие горцы: ни ложбинок, ни ребер. Толстенный округлый лом с двусторонней заточкой. Таким проще избить, чем зарубить.

– Диего, простите, но ваше оружие негодно. На ночных улицах нужна скорость, ваш же меч тяжел, словно якорь галеона-«апостола».

Санчо вынес вердикт – и принялся ожидать юношеского гнева. Не дождался. Диего отрицательно мотнул головой, но слова произнес спокойные и взвешенные:

– Знаю. Я с ним тренируюсь, а для этого чем больше вес, тем лучше. Но другого у меня нет.