Джеймс Купер - Красный корсар Страница 19

Гертруда рассмеялась и потрепала служанку по черной щеке своими белыми пальчиками, словно упрекая ее за то, что она опровергла красивую догадку, которая ей очень нравилась. Затем она поспешила догонять тетку и гувернантку и сбежала с холма с легкостью молодой лани.

Двое временных обитателей башни оставались на месте, пока с их глаз не скрылась последняя складка ее развевающейся одежды. Потом они повернулись и некоторое время молча смотрели в глаза друг друга, будто стараясь прочесть чужие мысли.

– Я готов дать присягу перед лордом-канцлером, – воскликнул вдруг юрист, – что эти развалины никогда не были мельницей.

– Ваше мнение слишком скоро изменилось.

– Я буду судьей, и поэтому меня можно убедить достоверными доказательствами. Тут красноречиво выступили, и я понял свою ошибку.

– Но в башне есть мыши и крысы.

– Сухопутные или водяные? – иностранец в зеленом посмотрел на собеседника так, что привел его в смущение.

– Наверное, и те, и те, но сухопутные – точно.

Юрист усмехнулся.

– В вас, людях, сроднившихся с морем, – сказал он, – есть откровенность столь честная и забавная, что ею нельзя не восхищаться. Я в восторге от вашей благородной профессии. Что может быть, в самом деле, прекраснее корабля, пенящего бурные волны своей кормой и несущегося прямо вперед, как боевой конь?

– Или как змея.

Повторив эти слова и поэтические образы, достойные вдовы храброго адмирала, они разразились таким бурным смехом, что старая башня задрожала, как в те времена, когда ветер еще вертел крылья мельницы. Юрист успокоился первым, между тем как молодой моряк все еще продолжал весело смеяться.

– Молодая особа, – сказал юрист, так же спокойно, как минуту тому назад неистово хохотал, – та, которая очень не любит мельниц, – очаровательное создание. Кажется, она племянница самоуверенной вдовы.

Молодой моряк, в свою очередь, перестал смеяться, как будто сразу почувствовав, что неприлично смеяться над близкой родственницей прекрасного видения, мелькнувшего перед его глазами. Но каковы бы ни были его тайные мысли, он коротко ответил:

– Она сама это сказала.

– И скажите, – начал юрист, приближаясь к своему собеседнику, как будто намереваясь доверить ему важную тайну, – не нашли ли вы чего-то удивительного, необыкновенного, чего-то проникающего в самое сердце в голосе дамы, которую они называли Уиллис?

– Вы заметили это?

– Мне казалось, что я слышу слова оракула, голос самой истины. Какой нежный и убедительный голос!

– Признаюсь, и на меня он произвел столь сильное впечатление, что я не в состоянии выразить его словами.

– Это какая-то фантастика! – произнес юрист, прохаживаясь туда и сюда, и всякий след веселости и иронии исчез с его лица, ставшего задумчивым и мечтательным. Товарищ его не прерывал этих размышлений, занятый своими мыслями. Наконец юрист вышел из своей задумчивости, приблизился к окну и, указывая Уайлдеру на корабль в бухте, спросил:

– Этот корабль по-прежнему представляет для вас интерес?

– Конечно. Это судно, на которое с удовольствием смотрит моряк.

– Не хотите ли попытаться подняться на его борт?

– В такой час? Одному? Я не знаю ни капитана, ни кого-либо из команды.

– Можно найти другое время, а моряка всегда его собратья встретят с распростертыми объятиями.

– Эти работорговцы не очень любят принимать гостей. Они вооружены и умеют держать посторонних на приличном расстоянии.

– Разве нет в морском франкмасонстве слов, по которым узнают своих, какой-нибудь технической фразы, вроде тех, которые мы сейчас слышали?

Уайлдер пристально взглянул на своего собеседника, казалось, обдумывая, что ответить.

– К чему все эти вопросы? – холодно спросил он.

– Потому что я думаю, что никогда трусливое сердце не завоевывало красавицы, никогда нерешительность не завоевывала счастья. Вы хотите места, говорите вы, и если бы я был адмиралом, я бы сделал вас своим первым капитаном. Но я, может быть, говорю слишком свободно с человеком, совершенно мне незнакомым? Вспомните, по крайней мере, что это совет юриста и вам дан даром.

– И заслуживает большего доверия ввиду столь необычайного великодушия?

– Об этом я предоставляю судить вам, – произнес юрист, ставя ногу на лестницу и начиная спускаться. – Ну, я буквально рассекаю волны кормой, – прибавил он, спускаясь спиной. – Прощайте, мой друг! Если нам не суждено более свидеться, я советую вам никогда не забывать крыс ньюпортской башни.

С этими словами он скрылся и мгновение спустя был на земле. Потом, повернувшись, он с невозмутимым хладнокровием толкнул ногой лестницу, свалил ее и тем лишил своего спутника единственного средства спуститься. Затем он поднял глаза на Уайлдера, который не мог предвидеть ничего подобного, сделал ему фамильярный жест рукой, снова попрощался и удалился быстрыми шагами.

– Очень странное, мягко говоря, поведение! – воскликнул Уайлдер, очутившийся в башне в качестве пленника. Убедившись, что он не сможет прыгнуть в люк, не рискуя сломать ноги, он подбежал к окну, чтобы упрекнуть своего спутника в вероломстве или, скорее, чтобы убедиться, действительно ли он так покинут.

Но юрист был уже на таком расстоянии, что не мог его услышать; прежде чем Уайлдер мог что-либо предпринять, он достиг предместья и исчез за домами.

Все это время Фид с негром подкреплялись из своего мешка, сидя под забором. Наевшись, Фид принялся по своей привычке поучать других. И когда Уайлдер остался один в башне, Дик как раз учил негра правильно вести себя в смешанном обществе.

– Слушай, Гвинея, чтобы в обществе иметь руль на ветре, нельзя все бросать и выходить из спора кормой вперед, как ты недавно. Как по мне, этот Найтингейл намного храбрее в баре, чем на палубе в шквал. И если бы ты, поняв, что к чему, держал руль к ветру так, чтобы ударить его в корму, мы бы сумели так осадить этого парня, что он полностью осрамился бы там…

Уайлдер стал кричать.

– Кто это вопит? Кто закалывает свинью?

– О боже! Да это же мистер Гарри, – воскликнул негр. – Он высунул голову из пушечного порта в маяке и орет, как матрос в шлюпке с вынутой втулкой!

– Ну, он и сам может все наладить. А глотка у него как французский рожок. Какого черта он сзывает людей к этой развалине! Он начал один со всем управляться, не собирал людей, – сам и виноват.

Дик и негр тем не менее поспешили к башне. Уайлдер, сухим и энергичным тоном морского офицера, отдающего приказания, велел им поднять лестницу. Оказавшись на свободе, он спросил, не заметили ли они, в каком направлении скрылся иностранец в зеленом.

– Вы хотите сказать, тот человек в сапогах?