Уильям Ходжсон - Дом в Порубежье (рассказы) Страница 2

— Это правильно, Джо, для тебя. Не для всех мужчин. Я очень любил Марию. — Он внезапно замолчал и уставился в море.

— Я подумывал завести собственную ферму. Полагаю, мне хватит заработанных долларов.

Зеф не ответил, и они какое-то время сидели молча.

Но вот из двери баковой надстройки, по правому борту, появились две фигуры. Они тоже были «свободны от вахты». Они казались старше всех, кто был на палубах; их белые бороды, испачканные табачным соком, доходили им почти до пояса. Когда-то это были здоровые сильные мужчины, ныне согнувшиеся под тяжестью лет. Медленно переставляя ноги, они направлялись к корме. Когда они проходили мимо главного люка, Джо поднял голову и сказал:

— Эй, Неемия, тут Зеф вспоминает о Марии, и я никак не могу приободрить его.

Старец поменьше ростом медленно покачал головой.

— У каждого своя беда, — произнес он. — У каждого своя беда. И я горевал, когда потерял мать своей дочери. Я был без ума от этой женщины, она была так прекрасна; но это должно было случиться… это должно было случиться. Вот и Зефа не обошла стороной беда.

— Мария была мне хорошей, да, хорошей женой, — медленно проговорил Зеф. — А теперь вот и с этой старой калошей придется расстаться. Я боюсь, что я буду страшно одинок там, на берегу, — он махнул рукой направо, как будто указывал на лежавший где-то там, за леером, берег.

— Эх, — произнес второй старец, — мне горестно слышать, что старая посудина свое отходила. Шестьдесят шесть годков я проплавал на ней. Шестьдесят шесть годков! — Он скорбно покачал головой и трясущимися руками зажег спичку.

— Это должно было случиться, — проговорил старец ниже ростом. — Это должно было случиться.

После этих слов он и его товарищ направились к рангоутному дереву, проходившему под правым фальшбортом; усевшись там, они закурили и предались созерцанию.

Шкипер Эб и Джош Мэттью, первый помощник, стояли возле леера, проходившего через срез полуюта. На них, как и на остальных членах «Шамракена», их возраст сказывался, и иней вечности тронул их бороды и волосы.

— Это труднее, нежели мне думалось, — проговорил шкипер Эб и, отведя взгляд от первого помощника, посмотрел на истертые, отдраенные дочиста палубы.

— Не знаю, что буду делать, Эб, когда расстанусь с ним, — ответил помощник, вытряхивая из трубки старый табак и отрезая новый кусок. — Более шестидесяти лет он был домом.

— Все из-за проклятой стоимости фрахта! — воскликнул шкипер. — На каждом плавании мы теряем деньги. Эти паровые посудины вытесняют нас.

Он устало вздохнул и осторожно откусил от плитки жевательного табака.

— Это было чрезвычайно уютное судно, — пробормотал Джош. — А с тех пор, как, умер мой мальчик, я почему-то стал меньше, чем прежде, помышлять о береге. У меня ведь на всем белом свете никого не осталось.

Замолчав, он дрожащими пальцами принялся набивать трубку. Шкипер Эб ничего не ответил. Казалось, он был занят собственными мыслями. Перегнувшись через леер на срезе полуюта, он упорно жевал табак. Вдруг шкипер выпрямился и подошел к подветренному борту. Он откашлялся и простоял там несколько мгновений, оглядываясь по сторонам — по привычке, приобретенной им за полвека. Неожиданно шкипер обратился к первому помощнику.

— Ты что-нибудь видишь? — спросил он после того, как они простояли некоторое время, пристально вглядываясь в даль.

— Не знаю, Эб, похоже на туман, видно, от жары.

Шкипер Эб отрицательно покачал головой, но, поскольку ничего лучше предложить не мог, промолчал. Джош вновь заговорил.

— Очень интересно, Эб. Здесь все так странно.

Шкипер Эб кивнул в знак согласия и продолжил вглядываться в то, что появилось с подветренной стороны. Им, когда они смотрели, казалось, что к зениту поднимается громадная стена розового тумана. Он возник почти прямо перед ними и сначала был не больше яркого облака на горизонте, но потом распространился на огромное расстояние по воздуху, и его верхний край окрасился в дивный огненный цвет.

— Красотища-то какая, — промолвил Джош. — Мне рассказывали, что в здешних краях многое по-другому.

В тот момент, когда «Шамракен» приблизился к стене тумана, он, как показалось членам экипажа, заполнил все небо перед ними, протянувшись теперь полосой от одного носа до другого. Мгновение спустя они вошли в него, и все вокруг тут же изменилось.

Туман, плавая вокруг них большими розовыми кольцами, смягчал очертания и придавал изящество такелажу и рангоуту: старый парусник превратился в сказочный корабль, плывущий в неведомом мире.

— Никогда не видал ничего подобного, Эб, — ничего! — произнес Джош. — Ах, как здорово! Как здорово! Как будто мы вплыли в заходящее солнце.

— Я ошеломлен, просто ошеломлен! — воскликнул шкипер Эб. — Но доволен, ведь это так красиво, красиво до чрезвычайности.

Какое-то время два старых приятеля стояли молча, не отрывая глаз от открывающегося перед ними зрелища. Войдя в туман, они погрузились в еще большую тишину, чем та, которая окружала их в открытом море. Казалось, туман приглушил и ослабил поскрипывание рангоута и такелажа, а огромные, катящиеся мимо них волны без белых барашков утратили при встрече былую резковатую шумливость.

— Какое-то необычайное чувство, Эб, — наконец проговорил Джо чуть ли не шепотом, — как будто находишься в церкви.

— Да, — ответил шкипер Эб, — необычайное.

— Вряд ли на небе будет как-то по-другому, — прошептал Джо. И шкипер Эб ничего ему не возразил.

Позже ветер начал слабеть, и, когда пробило восемь склянок, было решено, что экипаж займется установкой парусов на гротбрамстеньге. Тут же позвали Наззла (ибо на судне только он и поспал), и все матросы, отложив трубки в сторону, приготовились взяться за фалы; однако ни один из них не собирался лезть наверх и отдать парус. То была работа юнги, но Наззл чуть запаздывал. Когда, через минуту, он появился, шкипер Эб сурово обратился к нему.

— Сейчас же, юнец, лезь наверх и отдай парус. По-твоему, этим должен заниматься взрослый мужчина?! Как не стыдно!

И Наззл, седобородый юнга пятидесяти пяти лет, покорно, как и было велено, полез наверх.

Через пять минут он прокричал, что к подъему все готово, и на фалах вытянулись в струнку флаги. Затем Неемия, песенник, завел пронзительным, дрожащим голосом: «Жил-был в Йоркшире старый фермер».

И обладатели древних глоток визгливо подхватили припев.

— Давно то было, ой, ой как давно.

Неемия продолжал рассказ:

— У него была старая жена, и он пожелал ей отправиться в ад.

— Давно то было, ой как давно, — дрожащими голосами выводили старики.