Cecil Forester - Лейтенант Хорнблауэр Страница 23

– Господи…

К чести Буша надо сказать, что он прежде пожалел о смерти Робертса, и лишь после этого отметил про себя, что теперь он первый лейтенант линейного корабля. Но сейчас не было времени ни скорбеть, ни радоваться. «Слава» была на мели под неприятельским огнем. Буш крикнул в люк:

– Эй, внизу! Мистер Хорнблауэр!

– Сэр!

– Готовы пушки?

– Еще минуточку, сэр.

– Лучше заранее натянуть канат, – сказал Буш Смиту, потом, громче, в люк: – Ждите моего приказа, мистер Хорнблауэр.

– Есть, сэр.

Матросы встали к вымбовкам, уперлись ногами и телами.

– Пошел! – закричал Бут. – Пошел!

С тем же успехом матросы могли бы толкать стену собора, так мало продвинулись вымбовки после первого дюйма.

– Пошел!

Буш оставил их и побежал вниз. Он поставил ногу на жесткий канат и кивнул Хорнблауэру. Пятнадцать пушек – две с левого борта оттащили на корму – были выдвинуты, орудийные расчеты ждали приказа.

– Канониры, возьмите ваши пальники! – крикнул Хорнблауэр. – Остальным отойти! Я буду считать «раз, два, три». На счет «три» вы опускаете пальники. Ясно?

Послышался согласный гул.

– Все готовы? Все пальники горят? – Канониры помахали пальниками, чтоб те разгорелись поярче. – Тогда раз… два… три!

Пальники опустились в отверстия, и пушки громыхнули почти одновременно. Несмотря на неизбежные вариации количества пороха в запальных отверстиях все пятнадцать выстрелов прогремели в течение секунды. Буш, державший ногу на канате, почувствовал, как отдача тряхнула корабль – двойной заряд усилил эффект. Дым клубился в одуряюще жарком воздухе, но Буш не обращал внимания. Когда корабль тряхнуло, канат вздрогнул. Он движется! Бушу пришлось переставить ногу. Все отчетливо услышали щелчок пала на лебедке. Щелк… щелк… Кто-то в дыму крикнул «ура!», остальные подхватили.

– Молчать! – заорал Хорнблауэр.

Щелк… щелк… щелк… Щелчки шли с неохотой, но корабль двигался. Канат скользил медленно, словно смертельно раненое животное. Промежутки между щелчками становились короче, это должен был признать даже Буш. Канат скользил все быстрее и быстрее.

– Оставляю вас здесь за старшего, мистер Хорнблауэр, – сказал Буш и бросился на главную палубу. Раз корабль снялся с мели, дел у первого лейтенанта будет по горло. Палы, казалось, выстукивали веселую мелодию, так быстро крутился шпиль.

Дел на палубе было и впрямь по горло. Надо было немедленно решать, что делать дальше. Буш отсалютовал Бакленду.

– Будут приказания, сэр?

Бакленд обратил к нему несчастный взор.

– Мы пропустили прилив, – сказал он.

Сейчас прилив достиг максимальной отметки. Если они еще раз сядут на мель, верповать судно будет еще труднее.

– Да, сэр, – сказал Буш.

Решать предстояло Бакленду, и только Бакленду – вся ответственность лежала на нем. Но как тяжело человеку признать провал своей первой операции! Бакленд оглядел бухту, словно ища вдохновения. Над окутанной дымом батареей развевался испанский флаг – ничто тут не вдохновляло.

– Мы можем выбраться из бухты только с береговым бризом, – сказал Бакленд.

– Да, сэр.

Береговому бризу дуть недолго, подумал Буш; Бакленд знал это не хуже него. В этот момент ядро, пущенное из форта, ударило в грот-руслень; послышался грохот, судно вздрогнуло, полетели щепки. Они услышали крик, зовущий пожарных, и Бакленд принял, наконец, горькое решение.

– Надо выбирать шпринг, – сказал он. – Разверните судно носом к морю.

– Есть, сэр.

Отступление… поражение… вот что означал этот приказ. Но и поражение нужно встречать стойко: даже после этого приказа требовалась масса работы, чтобы увести судно от непосредственной опасности. Буш повернулся, чтоб отдать приказ.

– Эй, на шпиле! Стой!

Щелканье прекратилось, и судно свободно двинулось по мутной, вспененной воде бухты. Чтоб отступить, оно должно повернуться кормой к неприятелю, развернуться в ограниченном пространстве и выбираться в море. К счастью, все для этого было готово: выбирая носовой швартов, до того без дела висевший между клюзом и якорем, корабль можно быстро развернуть.

– Отцепить кабаляринг от кормового каната!

Приказы отдавались быстро и четко, дело было привычное, хотя выполнять его приходилось под градом каленых ядер. Шлюпки все еще были на воде: если капризный ветер утихнет, они отбуксируют потрепанное судно в безопасность. Шпиль потянул носовой швартов, и нос «Славы» повернулся кругом. Хотя бриз уже сменился удушающим безветрием, корабль заметно продвигался – но горечь поражения! но вид этой проклятой батареи! Пока шпиль подтягивал судно к якорю, Буш обдумывал, что делать дальше. Он снова отсалютовал Бакленду.

– Мне верповать ее из бухты, сэр?

Бакленд стоял у нактоуза, бессмысленно уставясь на форт. Не трусость – это очевидно – но потрясение и неуверенность в будущем временно отняли у него способность мыслить логически. Вопрос Буша вернул его на землю.

– Да, – сказал он, и Буш повернулся, радуясь, что может сделать что-то полезное, и знает, как это делается.

Нужно было с левого борта подвесить на кат [2] еще один якорь и вытащить еще один канат. Буш окликнул Джеймса, принявшего командование шлюпками после гибели Робертса, сообщил ему о предстоящем маневре и велел подойти к корме, чтобы принять якорь – это была самая трудная часть всей операции. Потом команда барказа налегла на весла, и шлюпка двинулась вперед, заваливаясь от тяжести болтавшегося за кормой якоря. Монотонно вращался шпиль, и «Слава» ярд за ярдом подползала к первому якорю. Когда канат встал вертикально, Джеймсу, отошедшему на барказе далеко вперед, подали сигнал бросить якорь, который везла его шлюпка, и вернуться к стоп-анкеру, чтобы поднять его. Ненужный больше кормовой канат надо было отцепить и выбрать, а усилия шпиля перенести с одного каната на другой. Двум тендерам спустили буксирные концы, чтоб они добавили к общему делу свои слабые усилия. Нельзя было пренебрегать любой, даже самой малой возможностью хоть немного ускорить движение судна и поскорее вывести его из-под огня.

Внизу Хорнблауэр перетаскивал на нос пушки, которые недавно перетаскивал на корму. Грохот и визг катящихся по доскам катков стоял по всему судну, перекрывая монотонное щелканье палов. Над головой палило безжалостное солнце, размягчая смолу в палубных пазах. Мучительно, ярд за ярдом, кабельтов за кабельтовым, судно ползло из бухты, подальше от каленых ядер, по гладкой, сверкающей воде. Наконец оно отползло за пределы досягаемости батареи. Теперь можно было передохнуть. Прежде, чем снова вернуться к работе, матросы выпили по скудной полупинте тепловатой, затхлой воды. Оставалось похоронить мертвых, устранить повреждения, осознать мысль о поражении. Может быть, поразмыслить, не тяготеет ли над ними зловещее влияние капитана, пусть безумного и беспомощного.