Семья Зитаров, том 2 - Вилис Тенисович Лацис Страница 39

Он ничего не ответил.

— Почему вы не снимете шинель? — продолжала Зариене. — Молодой человек, а так боится холода.

Не спрашивая позволения, она начала шарить по груди Карла; расстегнула шинель и помогла снять ее, затем подсела еще ближе и, словно невзначай, прижалась к нему плечом.

— Говорите же. Или вы на самом деле лишились языка? А ну, дыхните на меня.

Он повиновался.

— Нет, вы не пьяны. Тогда я ничего не понимаю. Здесь же никого, кроме нас, нет. Можете болтать что угодно.

— Да?

— Ну, конечно. Девочка домой не придет. Вы ведь, наверно, не знаете, что у меня есть дочь, почти взрослая уже. Она работает у Бренгулиса.

— У Бренгулиса? — оживился наконец этот чудак. — Значит, Бренгулис нанимает теперь больше батраков, чем раньше?

— Почему больше? Так же, как прежде, — одного батрака и работницу. Сармите Валтер осенью ушла от него и теперь живет у матери, а вместо нее Бренгулис взял мою дочку.

«Наконец-то он стал походить на нормального человека», — подумала Зариене, когда Карл, очнувшись от своих дум, взглянул на нее блестящими, полными удивления глазами. Он бессознательно схватил ее руку, и она не отнимала ее. Пусть уж, пусть! Красивый парень, он даже более статен, чем Эрнест. Наверно, приехал с полными карманами денег.

— Значит, это была она? — шептал он чуть слышно. — Она ездит с Бренгулисом на луг за сеном?

— Конечно, ездит. Работа есть работа. Даром никто кормить не будет.

— О… — Карл вздохнул так, словно с груди свалилась огромная тяжесть. Вскочив с нар, он поспешно натянул шинель.

— Куда же вы? Не уходить ли собрались? — встрепенулась Зариене, положив обе руки Карлу на плечи.

— Да, мне нужно идти.

— Наверно, боитесь, чтобы кто-нибудь не зашел. Какой трусливый. Я ведь закрыла дверь на засов. Если вам сегодня некогда, то условимся о дальнейшем.

— О чем именно?

Зариене погасила фитилек. И Карл опять почувствовал, что на его плечи легли две мягкие руки; одна обвила его шею и пыталась наклонить ее, но из этого ничего не вышло.

— Вы придете как-нибудь вечерком? — шептала женщина. — Я всегда бываю дома, и здесь совсем близко. Когда мне вас ждать?

Нет, он не такой, как Бренгулис или грубоватый Эрнест; не похож он и на крестьян, которые приезжали зимой в тайгу за дровами и ночевали в землянке Зариене. Таких сильных рук не было ни у кого. Но эти руки не обнимают ее, не тянут к себе; в нем нет никакой страсти, в этом чудаке.

— Мне нужно идти. Будьте здоровы, — торопливо пробормотал Карл, отстраняя от себя женщину. — Простите за беспокойство.

Неужели он уйдет, не сказав ни да, ни нет?

— Но вы же просто глупец! — крикнула вслед Зариене. — Глупец, и больше ничего. Передайте от меня привет вашему брату Эрнесту.

Карл уже ничего не слышал. Выйдя из землянки, он надел лыжи и, полный радостного нетерпения, умчался по залитому светом луны лесу. И снова ветер свистел у него в ушах, как давеча на горной поляне. Но это был веселый свист тайги, она дружески приветствовала пришельца. Ветви елок и кустов цеплялись за его одежду, словно завидуя и желая обратить на себя внимание: «Разве ты нас не замечаешь? Мы тоже ждали тебя…» Но он не останавливался, он даже не взглянул на них.

Наконец, Карл с уединенного пригорка увидел свой дом. Окна были темны. Собака молчала. Он остановился на опушке и перевел дыхание. Из груди вырвался радостный вздох, и Карл прошептал слова благодарности жизни, которая привела его сюда целым и невредимым. Нигде во всем мире не было так хорошо, как здесь: здесь его ждали. Здесь билось самое близкое ему сердце — одно-единственное из всех существующих на свете.

Глава десятая

1

Пока Карл Зитар со своими товарищами очищал степь от остатков белогвардейских банд, в Бренгулях произошли некоторые знаменательные перемены. Волостного старшину Шамшурина во время переворота застрелили. Точно такая же судьба постигла бы и Симана Бренгулиса, если бы он заблаговременно не спрятался у сапожника Зилума и не переждал там, пока на местах создадутся органы молодой Советской власти. По заданию Бренгулиса Зилум ежедневно отправлялся на разведку в село и ближайшие деревни, чтобы узнать о распоряжениях Советской власти, о местных событиях.

Скоро стало ясно, что новая власть твердой рукой устанавливает порядок на освобожденной земле и беспощадно борется против всякого самоуправства на местах. Один чересчур ретивый представитель местных органов власти, не пожелавший считаться с законами и спешивший свести кое-какие давнишние личные счеты, обжегся на этом и попал под суд.

Когда стало известно, что в ближайшее время повсюду будут происходить выборы Советов, Бренгулис сказал Зилуму:

— Настало время тебе возглавить жизнь нашего села. Ты, Зилум, должен стать председателем.

— Но как же я могу это сделать? — усомнился Зилум. — Председателем будет тот, кого выберут.

— Надо сделать так, чтобы избрали тебя и никого другого, — продолжал Бренгулис. — Теперь основная сила — бедняки. А разве ты недостаточно беден? Да ты настоящий пролетарий. Говорить ты умеешь как никто. Если ты сейчас начнешь действовать, проявишь нужную сноровку и смелость, на тебя обратят внимание и обязательно изберут. Ты понимаешь: это необходимо нам с тобой, как хлеб и вода. Нельзя допустить, чтобы власть попала в руки какого-нибудь голодранца с гари. Тогда с меня первого сдерут десять шкур; такими налогами обложат, что не вздохнешь. Откуда ты возьмешь бадейки с маслом и свиные окорока, если меня разорят? А если ты будешь у власти, всякий раз при распределении налогов ты сначала посоветуешься со мной, и мы устроим так, чтобы те с гари тоже что-нибудь давали Советской власти, если уж она им так дорога. Двери моей клети всегда открыты для тебя — ты будешь есть и пить на мой счет сколько влезет. Только позаботься о том, чтобы в этой клети что-нибудь было. Не будет у меня — не будет и у тебя. Что, стоящее дело?

— Конечно, — согласился Зилум. — Если бы только можно было все сделать по-вашему.

— Старайся, не зевай, и все будет в порядке. Здесь, в лесу, есть кто-нибудь, кто тебя давно знает?

— Нет, никого нет.

— Значит, все будет хорошо. Ты можешь со спокойной совестью выдать себя за давнишнего борца, за пострадавшего и героя. Ври