Петр Северов - Морские были Страница 4

— Я узнал, что ты пришёл из далёкой северной страны, — сказал Асад-хан, с любопытством разглядывая Никитина. — Это, действительно, очень далеко?

— Да, это очень далеко, — ответил тверич. — Я долго плыл по великой Волге — русской реке, потом пересёк Каспийское море, прошёл всю Персию и пересёк океан…

— Для этого нужно быть смелым человеком, — заметил хан.

— На Руси недостатка в этом нет, — молвил Никитин с улыбкой.

Асад-хан раздумывал некоторое время. Повидимому, у него созрело какое-то решение.

— Хорошо, русский человек, я возвращу тебе жеребца, хотя он мне самому очень понравился. Я дам тебе жеребца и ещё тысячу золотых в награду дам, если ты перейдёшь в нашу, магометанскую веру… Выбирай. Если не согласишься стать мусульманином, — и жеребца отберу и ещё тысячу золотых с тебя возьму. Что ты на это скажешь?

— Одно только скажу, — ответил Афанасий Никитин. — Я русским человеком родился, русским и умру. С памятью об отечестве моем умру, потому что ничего нет для меня дороже отечества, родины…

— Но ты забудешь родину, — ведь это так далеко! Ты — смелый человек, а я уважаю смелых, поэтому я сделаю так, что ты будешь богат и счастлив. О, ты не пожалеешь, если останешься у меня!

— Как?! Разве можно забыть родину?! — изумился Никитин. — Но ведь сердце-то в моей груди — русское сердце? Оно само — частица родины, и вся моя родина — в нем!..

— Я даю тебе четыре дня на размышление, — заключил Асад-хан угрожающе. — Через четыре дня ты придёшь с ответом. Ты согласишься, если тебе дорога твоя голова.

Никитин вышел из дворца, не зная, куда идти, у кого искать приюта и спасения. Бродя по знойному городу, он незаметно очутился меж торговых рядов и даже не расслышал, как кто-то назвал его по имени.

— Афанаса!.. Афанаса!..

Никитин обернулся. Сквозь толпу к нему проталкивался знакомый хорасанец — выходец из Персии — Махмет. Впервые встретились они в Персии и позже крепко сдружились в пути. Никитин не раз оказывал своему знакомому различные услуги, и это очень расположило к нему хорасанца. Махмет был знатным чиновником, но в отношениях с Никитиным отличался простодушием и добротой.

— Ну что же ты, Афанаса, не узнаешь меня, друг? — удивился Махмет молчанию Никитина. — Пойдём-ка, я все тебе расскажу.

Махмет сообщил Никитину, что прибыл он с важным поручением к Асад-хану.

— О, ты не знаешь, Афанаса, каким большим я стал чиновником! — не скрывая гордости, повторял Махмет. — Очень большим! Любое моё желание выполнит Асад-хан.

Никитин встрепенулся: счастье само шло к нему в руки. Рассказал тверич приятелю о своём горе, о том, что через четыре дня ему, беззащитному путешественнику, прошедшему через столько стран и видевшему столько народов, придётся безвинно умереть…

— Ну что ты, Афанаса, — воскликнул Махмет испуганно. — Разве я допущу такое? Разве я позволю, чтобы безвинно умер мой друг?! Отдыхай здесь спокойно, а я сейчас же пойду во дворец. Ты получишь своего жеребца и сможешь спокойно продолжать путь.

С тревогой ждал Афанасии Никитин возвращения Махмета. Час проходил за часом, однако хорасанец не появлялся. Так миновала ночь, и день, и ещё одна бесконечно длинная ночь… Ранним утром его разбудил брахман — жрец, обязанностью которого был уход за отдыхающими путниками.

— Гость с севера! — сказал он. — Ты очень счастливый человек. Посмотри, какого скакуна прислал тебе светлейший Асад-хан. И ещё он велел передать тебе, что ты свободен и можешь жить в нашем городе или отправляться на все четыре стороны.

Ни о чем не расспрашивая жреца, Никитин выбежал во двор. У ворот он увидел привязанного к столбу своего коня. Тот сразу же узнал хозяина, рванулся на привязи, тихонько, тоскливо заржал… Задыхаясь от слез, Никитин нежно и крепко обнял шёлковистую тёплую шею лошади.

— В дорогу, друг мой, в дорогу! — шептал Никитин, веря, что лошадь понимает смысл этих слов. — Пускай горит он огнём, этот «светлейший» грабитель…

Через несколько дней, как только установилась сносная погода, Никитин покинул владения джуннарского хана и направился сначала в город Кулунгир, потом в Гульбаргу, а затем повернул к Бидару. По пути он миновал несколько больших и малых городов и край, заселённый махратским племенем, о котором в других районах Индии говорили, что это самые отчаянные головорезы. Нагие, вооружённые мечами и луками, махраты не тронули, однако, безоружного путешественника. Наоборот, они любезно указывали ему дорогу, приглашали в жилища, охотно предоставляли ночлег. Теперь Никитин понял, почему в мусульманском Джуннаре о махратах ходили самые мрачные слухи. Свободолюбивый этот народ, частично подчинённый иноземным захватчикам, упорно продолжал борьбу за своё освобождение. Не было года, чтобы из горных своих селений махраты не нападали на войска мусульманских князей. Много видел на этом пути Никитин готовых к бою крепостей. Это были крепости свободолюбивых махратов.

Прошёл он и через районы, населённые телинганцами. О воинах этого отважного народа рассказывали, что шли они в самую кровавую битву с песнями, с музыкой, высылая вперёд лучших своих плясунов. Но и отчаянные телинганцы, у которых оружие носили даже дети, не тронули одинокого путника из далёкой страны, и здесь он встретил добродушных, приветливых людей, готовых поделиться последней чашкой риса.

Проехав за месяц по труднейшим дорогам около 400 километров, Афанасий Никитин прибыл в Бидар, столицу Бахманидского царства. Это было одно из самых могучих мусульманских царств в Индии. Особенно поразили здесь тверича пышные праздничные выезды молодого султана — Мухамеда II. В своём дневнике Никитин подробно описывает торжественную процессию. Султан выезжал на прогулку, весь осыпанный драгоценными камнями, сидя на золотом седле, с тремя золотыми саблями в изукрашенных ножнах. За ним на пышно украшенных лошадях следовали родственники. Триста слонов в блестящих доспехах несли башенки с воинами, вооружёнными пищалями и пушками. Триста плясунов и несколько сот танцовщиц сопровождали этот великолепный выезд. Неумолчно завывали трубы оркестра в триста человек, оглушительно звучали фанфары. Одни всадники мчались по дорогам, оберегая путь властителя, другие замыкали шествие. За султаном шёл специально обученный слон с огромной железной цепью на бивнях. Если пешеход или всадник приближался к султану, железная эта цепь взлетала над головой смельчака…

Но роскошные выезды султана, блеск его бесчисленной свиты, величие его храмов и дворцов не скрыли от наблюдательного тверича самого главного, — условий, в которых жил индийский народ. Никитин уже успел изучить индийский язык, и когда индусы узнали, что он не мусульманин, — перед ним открылись двери их жилищ. Этот русский человек изучал обычаи индусов, их веру, сказания и легенды, способы обработки пашен, богатства их земли и моря, одежду, жилища, оружие воинов, климат, дороги этой великой страны, украшения дворцов, архитектуру храмов, кустарную промышленность городов. Все представлялось ему здесь интересным и значительным, обо всем хотелось доставить на родину самые полные сведения.