Джулия Грин - Неукротимое сердце Страница 4

— Что с ним?

— Сломал ногу, когда мы налетели на риф.

— Пусть остается на месте, — резко сказала женщина, — пока мы не договоримся о цене. Потом мы поможем вам.

Хогарт вздохнул. Не просто иметь дело с этой женщиной, которая, кажется, была главной.

— Так сколько? — спросил он в конце концов.

— Двадцать шиллингов за человека — и имущество.

— Вы хотите и груз тоже? — воскликнул Хогарт, не столько удивленный, сколько оскорбленный ее наглостью.

— Закон моря, — сказал молодой блондин, со смехом задрав голову кверху.

Хогарт знал законы моря, установленные адмиралтействами различных государств. И хотя он никогда раньше не сталкивался с морскими грабителями, он достаточно много слышал об их обычаях от других капитанов, чтобы понять: фальшивые сигнальные огни и незамедлительное появление баркасов будто бы для оказания помощи были частью плана заманить «Королевскую Арфу» на прибрежные скалы.

— Так мы договорились? — резко спросила рыжеволосая.

— Договорились, — подтвердил Хогарт, скрепя зубами.

— Прекрасно. Мы начнем перетаскивать груз, как только вы заплатите деньги и покинете корабль, — сказала женщина, довольная своей победой.

Испанец подошел к поручню и, подбросив в воздух свою шляпу, прокричал:

— Они наши!

Третий баркас, на котором также находилось двенадцать человек, покачиваясь на волнах, подошел к борту шхуны. Как и предполагал Астон, абордажники в большинстве своем оказались людьми с корнуоллским акцентом, а остальные — представителями различных частей света. Рулевой второго баркаса, тот, что доставил на борт блондина, был без глаза и трех пальцев на левой руке.

Глава 3

На корме в каюте Кейт Пенхоллоу было жарко. Она стояла у бортового иллюминатора, наблюдая за морем, в то время как они шли вдоль северного побережья Корнуоллского полуострова, миновав мыс Гэнерд Хед и Св. Айвса.

Кейт стояла, прижавшись к иллюминатору и внимательно вглядываясь в морские просторы. На протяжении уже многих лет страшный сон все еще не покидал ее. Всегда один и тот же сон. Ни до, ни после смерти отца она не испытывала такого страха. Отец научил ее ставить и убирать паруса с помощью рангоутов. Несмотря на прошедшие годы, она все еще слышала голос отца в ночном кошмаре: «Одну руку положи на рангоут, ноги — на канаты. И не смотри вниз!» Во сне, казалось, голос принадлежал не ее отцу, а какому-то существу — полуптице, получеловеку, — которого она никогда не знала. Сон обычно кончался тем, что огромная, злая птица уносила ее.

Кейт приоткрыла рот и, приподняв голову, подставила ее морскому ветру. По ее побледневшему, покрытому испариной лицу катились слезы. Она глубоко вздохнула, повернулась и открыла дверь в проход. Затем поднялась по трапу и добралась до люка. Кейт откинула крышку — и прохладный ветер налетел на нее, но она не почувствовала его. Поглощенная своими мыслями, она вдруг услышала отдаленный трепещущий звук первого аккорда гитары Сина. Ее единокровный брат начал петь грустную балладу, которая смутно была знакома ей.

Син О'Доннелл был старше ее на четыре года — сейчас ему было около тридцати. Он сын ее матери-ирландки и человека, которого Кейт никогда не видела. Устроившись на Корнуолле и выйдя замуж за ее отца, Йо Пенхоллоу, мать редко рассказывала о своей жизни за Ирландским морем. Син спокойно сидел на катушке просмоленного пенькового каната, только слегка перебирая пальцами струны гитары. Его худощавая фигура непрерывно покачивалась в такт килевой качке «Золотой Леди», но он ловко ухитрялся держать равновесие, так что казалось, будто бы он совсем не двигается, несмотря на крен бригантины в дьявольском танце с ветром.

Он был так неподвижен, что Кейт, с большим трудом продвигавшаяся вперед против поднявшегося ветра, остановилась, глядя на него. Если бы не грива развевавшихся рыжевато-коричневых с золотистым отливом волос, Сина можно было принять за одного из тех испанских или португальских моряков, которые начали проникать на Корнуолл после первого перемирия с Наполеоном. Его стройная фигура четко вырисовывалась в лунном свете. На нем был черный дублет, открытый от горла до пупка, и настоящие испанские панталоны. Широкая грудь Сина, сверкающая брызгами, долетавшими с моря, была бронзовой от солнца и ветра. Его поджарый живот, плоский, с выступающими ребрами и мышцами, был опоясан широким кушаком из золотистой материи, резко контрастирующей со скромными тонами остальной одежды.

Кейт послушала немного, как он поет, затем пошла вперед мимо мачты, где Ол'Пендин сматывал канат. Она ничего не сказала ему. Ей вообще не хотелось ни с кем разговаривать.

Син продолжал петь свою грустную песню о несчастной душе повешенного и его верной собаке. Слова не имели значения, и Кейт не прислушивалась к ним. Она села перед каютой на баке и слушала только голос брата, то тонкий и замирающий, то дрожащий, с романтической теплотой, то наполненный смехом и разливающийся в ночном воздухе, словно в волшебной пещере.

Прислонившись к каюте, чтобы сохранить равновесие при бортовой качке корабля, Кейт заметила, что огни Падстоу были подобны блеску брильянта, а луч маяка не просто прорезал ночную мглу, но казался большим огненным глазом, непрерывно подмигивающим издалека. Ночной ветер развевал яркие, цвета алой розы, волосы Кейт, закрывая ее лицо.

Даже в мальчишеских штанах и рубашке она оставалась грациозной и стройной, как молодое деревце ивы. Ее волосы, яркие как пламя по сравнению с загорелым лицом, свободно ниспадали на плечи. Из-под тонких бровей смотрели дымчато-голубые, почти серые глаза, и в их ледяной глубине порой вспыхивали золотистые искорки. Кейт о чем-то задумалась, и ее ярко-красные, мягкие, чувственные губы шевелились, неслышно произнося какие-то слова.

Небо было безоблачным, звезды светили необыкновенно ярко. Бриг держал курс на северо-восток, а на востоке Кейт распознала Альфу Центавра — ярко-золотистую звезду прямо на горизонте по правому борту. Поблизости была Большая Медведица, а рядом с ней — Южный Крест. Отсутствие симметрии создавало странное ощущение несовершенства небес. Куда бы она ни посмотрела, всюду были звезды, которые она знала с детства. Ей редко приходилось видеть звезды крупнее и ярче, чем с палубы затемненного брига, движущегося во мраке ночи по бурному морю.

«Золотая Леди» мчалась по волнам, паруса громко бились на ветру, а вдоль борта вода пенилась и струилась так быстро, что казалось, вот-вот сорвет обшивку корабля. Хлопанье парусов, скрип натянутого такелажа, дрожание палубы, мощные удары в носовую часть судна, легкость, с которой бриг скользил вперед, и более всего ночь и звезды — все это немного успокаивало Кейт, заглушая страх перед возвращением домой, страх, который она всегда ощущала, проходя коварные воды и скалы вдоль побережья вблизи Мунтайда. Настроение се поднялось при мысли, что они по-прежнему в море, и неожиданно она почувствовала гордость от того, что находится на борту принадлежавшей ей «Золотой Леди». В той стороне, где был берег, она видела, как светится в темноте вода между ее кораблем и огнями Кэмелфорда. Движущиеся огоньки швартовавшихся судов и фонари на набережных отражались далеко в море, смешиваясь со светом ярких звезд, и дрожали в ожидании рассвета.