Николай Черкашин - Адмиралы мятежных флотов Страница 44

- Но палач объявился сам! - воскликнул Оракул. - Объявился не с повинной - с бахвальством: «Я убил адмирала Непенина!» Жил он поживал в благословенно тихой Феодосии до относительно недавнего времени. И поведал он о себе и своем злодействе в мемуарной книге «Багряным путем гражданской», которую выпустило крымское издательство «Таврия» в 1971 году.

Звали его Петр Александрович Грудачев. В ту пору - молодой матрос из береговой роты минной обороны…

РУКОЮ УБИЙЦЫ. «Утром… 4 марта на Вокзальной площади меня подозвали трое пожилых матросов из береговой (минной. - Н.Ч.) роты. Одного из них, сухощавого, с темными усами, я уже знал. Это он на митинге в казарме говорил, что надо усилить охрану порта… Сегодня мы опять встретились с этим матросом. Он стал расспрашивать, кто я, откуда. Из Феодосии, говорю, сын каменщика.

- А к революции как относишься?

- Да здравствует революция, - ответил я словами-кличем, которые в те дни были на устах матросов.

Матросы переглянулись, потом пожилой сказал:

- Считай, что революция дает тебе первое серьезное задание. Выполнишь?

- Спрашиваете!

- Так вот. Идем с нами на «Кречет», в штаб.

- Зачем?

- Дорогой расскажем.

Пока шли в штаб, я узнал, что адмирал Непенин приговорен к расстрелу; приговор должен быть приведен в исполнение сегодня же.

Услышав об этом, я поначалу растерялся.

- Чей приговор?

Пожилой матрос сурово, веско ответил:

- Революции. Непенин скрыл телеграмму из Петрограда. Он поступил как враг революции. И не тебе, друг, сомневаться в правоте и необходимости приговора: не новичок ты на флоте. Знаешь, что адмирал нашего брата, матроса, ни в грош не ставит, людьми не считает. За малый проступок, оплошность жестоко и подло казнит. А уж за политику - пощады не жди. Гибель матросов с «Памяти Азова» и его, кровопийца, душителя проклятого, рук дело.

И все же у меня не проходило чувство какой-то неловкости. Выстрелить в человека… На фронте, на острове Эзель, во время десанта в Курляндии, мне приходилось делать это неоднократно. Да, но там были бои, а здесь?… Но и не выполнить задание революции я не мог.

Поднялся на корабль, через вахтенного начальника вызвал адмирала. Непенин ответил отказом. Пришлось опять-таки через вахтенного пригрозить, что выведем адмирала силой.

И вскоре на причал порта с яхты «Кречет», где находился штаб Балтийского флота, сошел командующий адмирал Непенин.

Я вглядывался в адмирала, когда он медленно спускался по трапу. Невысокого роста, широкий в плечах, с рыжей бородкой, вислыми усами и бровями, он был похож на моржа. Вспомнились рассказы матросов о его жестокости, бесчеловечном отношении. И скованность моя, смущение отступили: передо мной был враг. Враг всех матросов, а значит, и мой личный враг.

Спустя несколько минут приговор революции был приведен в исполнение. Ни у кого из нас четверых не дрогнула рука, ничей револьвер не дал осечки».

- Н-да, - вздохнул я, - в руке не дрогнул пистолет…

- Вот-вот, - подхватил Веди Ведиевич. - «…Когда б он знал в сей миг кровавый…» Но матрос молодой - не знал. А вот мужи историки страны Советов, знали и тем не менее витийствовали: «…Матросская масса избавилась от вице-адмирала Непенина, которого весь флот ненавидел за издевательство и глумление над матросами, а также за то, что ввел полицейские порядки во флоте». Тут что ни слово - вранье. И вранье это переливалось из книжки в книжку все семьдесят три года… Хотя вот удивительный случай: один из большевистских деятелей, да не кто-нибудь, а бывший матрос с «Императора Павла» Ховрин, подручный Дыбенко и иже с ним, в не самое лучшее время для восстановления исторической справедливости нашел-таки сочувственные слова для убитого адмирала: «Когда мы стояли в коридоре, к нам подошел пожилой человек, похожий на врача или учителя. Невесело оглядев нас с ног до головы и ни к кому не обращаясь, он со вздохом сказал:

- Нет, не простит Россия такого преступления…

- Что вы имеете в виду? - спросил я.

После долгой паузы незнакомец ответил:

- Я имею в виду то, что гельсингфорсские матросы убили командующего Балтийским флотом адмирала Непенина… Позор на всю Россию!

Мы попытались узнать у гражданина, как это случилось. Оказалось, что он подробностей не знает, прочитал лишь краткое сообщение в газете. Обстоятельства гибели адмирала Непенина мне стали известны позже.

По моему глубокому убеждению, матросы никогда бы не подняли руку на Непенина, если бы он не придерживался нелепой и опасной линии поведения. Получив известие о революции в Петрограде, Непенин не нашел ничего лучшего, как скрыть эту весть от матросов. Он запретил увольнения на берег. Но замолчать революцию было невозможно. Газеты, выходившие в Гельсингфорсе, писали о ней открыто, ее приветствовали на всех рабочих митингах, а Непенин делал вид, что ничего не случилось. Возможно, надеялся, что все еще повернется вспять».

- Сделайте все же скидку на 1966 год, когда вышла эта книга, - усмехнулся Оракул. - Пусть не своими устами, но верно матрос сказал: «Не простит Россия такого преступления». Как вы думаете, если бы в Англии вдруг растерзали королеву, всех лордов, пэров, парламентариев засадили в подвалы Тауэра, взорвали бы Вестминстерское аббатство в порядке борьбы с религиозным мракобесием, где бы она была сейчас, владычица морей? Это я этих ребят спросил из «Пятого колеса», когда они ко мне приезжали. И еще я им сказал, что идеи Маркса воплотились в России с той же эффектностью, что и идеи Энштейна в Хиросиме и Нагасаки. Да жаль, в эфире не прошло.

Оракул выключил компьютер и устало откинулся на спинку зубоврачебного кресла.

Принтограмма № 9

«С тех пор как я попал в сети германской разведки, жизнь моя в раю сосновых дюн утратила былую приторность. Понимая, сколь шатко и бренно мое бытие, я ловил каждый миг своего нечаянного семейного счастья.

Мне дали на отдых полторы недели и в конце марта снова вызвали в Берлин. На сей раз мой новый шеф не прибегал к помощи Нефертити. Он достал фотографию человека, лицо которого я хорошо знал по репродукциям в германских журналах, - командующий флотом Черного моря вице-адмирал Колчак. По газетным статьям я мог составить о нем представление как о флотоводце, немало насолившем немцам на Балтике и теперь готовившем десант на Босфор. Разумеется, у меня и в мыслях не было причинять ему какой-либо вред. Но, верный своей вынужденной роли, я сделал вид, что готов выполнить и это задание столь же блестяще, сколь и первое. С меня потребовали план операции, расписанный по пунктам. Как ни глупа была бумага, но я расписал все свои действия по прибытии в Севастополь, город, который я неплохо знал еще со времен гардемаринской практики; получил нужную сумму и адреса для связи и, предупредив Терезу об очередной «командировке по делам фирмы», отправился в Швецию.