Рафаэль Сабатини - Черный лебедь. Романы Страница 45

Черные глаза Пьера были полны тревоги.

- Месье! Не могли бы вы подождать? Разве нет другого пути?

- Более надежного нет. Кроме того, у меня еще есть должок.

- Надежного? - как эхо повторил мулат, - Но не для вас.

- Ах, черт возьми! Это вполне надежно и для меня.

Пьер схватил руку хозяина и поднес к губам.

- Сохрани вас господь, сударь, - сказал он.

Де Берни потрепал его голову.

- Успокойся, сынок, - сказал он и решительно зашагал прочь.

Случай благоприятствовал его намерению: Том Лич прогуливался с Воганом в 50 ярдах от лагеря. Де Берни дружественно поздоровался с ними, сделав это умышленно торжественно. Но Лич посмотрел на него без всякого дружелюбия.

- Что тебе здесь нужно?

- Что мне нужно? - выразил удивление де Берни, скрывая удовлетворение, что видит капитана предрасположенным к созданию ситуации, столь желанной для него. - Что мне нужно? - сказал он снова, поднимая брови и с усмешкой глядя свысока на пирата.

Сама надменность его осанки при таком настроении Лича равнялась удару стали о кремень.

- Да, что тебе нужно? Если ты снова пришел мешать, то лучше убирайся.

Де Берни понял, что необходимые условия уже созданы. Подбоченясь, он вплотную подошел к нему.

- Не думаю, чтобы ты был вежлив, Том.

- Вежлив? - капитан намеренно оскорбительно сплюнул. - Не испытываю потребности в вежливости.

- Вот как? Действительно, Том, я нахожу, что ты ведешь себя ужасно вызывающе.

- Вызывающе! Ха! Он находит меня вызывающим, Майк! Клянусь жизнью! Да разве тебя можно вызвать? Мне кажется, что твоего мужества хватит только, чтобы спрятаться в убежище.

- Это то, что ты обо мне думаешь, не так ли?

- Это то, что я вижу.

Воган понял, что пришло время вмешаться.

- А вы не забыли, что ждет нас впереди? Лучше бы вам помириться и вместе действовать, как в добрые времена Берегового Братства.

- Это как раз то, Воган, чего я больше всего желаю, - солгал де Берни. - Но вчера Том сказал мне кое-что, что задевает мою честь. Если он сейчас возьмет свои слова назад, я готов забыть все.

Таким образом, в стремлении сделать так, чтобы вызов был брошен противной стороной, француз строил расчет на знании характера и настроения капитана. И результат не разочаровал его.

- Честь? - прокаркал насмешливо Лич. - Твоя честь! Это хорошо, клянусь! Слишком хорошо для тебя! - и он рассмеялся, глазами приглашая Вогана к его веселью.

Но долговязый ирландец сохранял сверхъестественную важность. Хотя нельзя сказать, чтобы он совершенно не испытывал беспокойства. Вид у него был почти торжественный. Такой же был и у де Берни, задавшего свой вопрос:

- Не скажешь ли, над чем ты так смеешься, капитан?

- Над тобой! Над тобой и твоей честью! Рогоносная ты обезьяна!

В следующий момент Лич зашатался от сильной и неожиданной пощечины, полученной от француза. Де Берни, считавший, что дело зашло довольно далеко, и слова Лича более чем достаточно оправдывают его, действовал быстро, чтобы Воган не успел вмешаться.

Восстановив равновесие, ошеломленный и озлобленный Лич отскочил на шаг-два назад и начал расстегивать камзол. Его глаза пылали на посеревшем лице.

- Клянусь жизнью господней! Я выпотрошу тебя за это, французский мошенник!

- Успокойся, капитан! - кричал Воган. - Святая дева. Ну, успокойся же!

Лич перенес часть своего гнева на него.

- Ты думаешь, я стерплю удар от кого-нибудь? Я успокоюсь, когда проткну его грязную утробу! - на губах капитана появилась пена, в глазах - безумие.

Воган в отчаянии всплеснул руками.

- Ну ты-то, Чарли, что ты, дурак, делаешь?

Месье де Берни, следуя примеру Тома Лича, тоже сбросил свой камзол.

- У меня нет выбора. Прошу тебя, Воган, быть в этом свидетелем. Могу ли я терпеть, чтобы мою честь поносил этот грязный головорез, этот вонючий сын собаки?

В откровенном изумлении Лич даже приостановил свои приготовления. Последнее время никто не осмеливался высказываться о нем вслух в таких выражениях, и меньше всего он ожидал этого от француза, который еще вчера с трусливой покорностью проглатывал оскорбления. Придя в себя от изумления, Лич разразился потоком непристойной брани, в конце которой последовали угрозы.

- Я сдеру с тебя за это твою грязную шкуру и изорву ее в клочья! - резким взмахом он выхватил шпагу, отбрасывая в сторону ножны и портупею. - Защищайся! - прорычал он и бросился в атаку.

Это нападение было предательским и настолько внезапным, что де Берни почти был захвачен врасплох. Его шпага еще наполовину была в ножнах, а смертоносный удар уже был нацелен на него. Он парировал его в последнюю долю секунды наполовину вытащенным клинком, все еще держа в левой руке ножны и свисавшую с них перевязь. Отразив удар, он отбросил ножны и занял оборонительную позу, чтобы встретить следующую атаку.

Матросы, работавшие в 60 ярдах, видели начальные признаки поединка. Теперь, когда шпаги скрестились, пираты побросали инструменты и толпой бросились через отмель. Остальные, свободные от работы, поспешили присоединиться к ним. С криками и смехом спешили они, как дети спешат на спектакль. Потому что не было в мире представления более любимого ими, чем то, что предлагалось им сейчас. Тот факт, что в результате поединка мог быть потерян золотой испанский флот, ничего не значил по сравнению с этим зрелищем.

Халлауэлл и Эллис, прибежавшие вместе со всеми, постарались придержать Бандри, сердито требовавшего во что бы то ни стало остановить бой. Этой паузы оказалось достаточно, чтобы уничтожить все шансы Бандри на успешное вмешательство. К тому времени, когда он и оба его компаньона достигли места действия, пираты уже образовали вокруг плотное кольцо, которое штурман тщетно пытался прорвать. Пираты же, понимая смысл его намерений, усилили сопротивление, и все попытки Бандри проявить власть оказались напрасными.

Между тем пираты, с ликованием наблюдавшие за поединком, смеялись и непринужденно бросали свои замечания сражавшимся, словно это была какая-то игра или дружеское состязание, устроенное для их удовольствия.

Зрелище, конечно, было превосходным и полностью заслуживало внимания зрителей.

Фехтовальное искусство Тома Лича было его опасным достоянием. В прошлом он так часто использовал его, что стал считать себя непобедимым. Оно позволяло его грубой и мрачной натуре испытывать острый восторг при виде появлявшегося у соперника сознания собственной беспомощности и понимания неизбежности поражения и смерти. Он старался совершенствовать свое мастерство и при необходимости пользовался полудюжиной великолепных приемов, позаимствованных в различных частях света.