Чарльз Кингсли - Вперед, на Запад! Страница 5

Наконец, за несколько месяцев до того, как умер его отец, Франк привез своих воспитанников домой, в Германию, и был отпущен, как он писал, с подарками. Сердце миссис Лэй сильно забилось при мысли, что странствующий вернется. Но, увы! Приблизительно через месяц после смерти мистера Лэя пришло длинное письмо, в котором Франк сообщал со многими извинениями, что по специальной просьбе знаменитого ученого — светила эпохи, Стефана Парминиуса, обычно называемого по месту его рождения Будеусом[22], — он собирается плыть вместе с ним по Дунаю до Будапешта, для того чтобы прежде, чем окончится его пребывание за границей, ознакомиться на месте с достижениями науки, которыми венгерцы знамениты во всех концах Европы.

После этого Франк не получал ни одного письма из дому в продолжение почти двух лет. Тогда, опасаясь несчастия, он вернулся и нашел свою мать вдовой, а брата Эмиаса — ушедшим в Южные моря с капитаном Дрэйком из Плимута. Но даже теперь, после долгих лет отсутствия, Франку не суждено было остаться дома. Не прошло и шести месяцев, как сэр Ричард потребовал, чтоб он снова принялся за работу, и послал его ко двору лорда Хэндсона.

Но почему Эмиас отправился в Южные моря? По двум причинам, каждая из которых до наших дней продолжает посылать юношей в гораздо худшие места: во-первых, из-за старого учителя, во-вторых, из-за юной красавицы.

Виндекс Браймблекомб — некогда студент Экстер-колледжа в Оксфорде, по моде того времени называемый сэр Виндекс, — был преподавателем классической гимназии в Байдфорде. По природе это был набожный, довольно добродушный педант, но, как большинство школьных учителей в те дни господства розг, он весьма основательно ожесточил свое сердце благодаря длительной пагубной возможности причинять по своему произволу страдания тем, кто слабее его.

После смерти мистера Лэя, старый Виндекс почувствовал, что должен уделить особую заботу лишившемуся отца мальчику…

Но единственным результатом этого усилившегося чувства ответственности было внезапное увеличение количества розог, получаемых Эмиасом. В течение почти двух недель оно росло со дня на день не без последствий для самого педагога.

За описанное время Эмиас ни на секунду не забывал своего заветного стремления к морю. В часы занятий, когда он не мог странствовать по набережной, рассматривая корабли, и не мог спуститься к каменным рифам Норшэма и там сидеть, пожирая голодным взглядом безбрежное пространство океана, Эмиас обыкновенно утешался тем, что рисовал на аспидной доске корабли и морские карты.

Итак, «это» случилось около полудня, когда Эмиас был очень занят одной географической картой — видом с птичьего полета на остров, на котором стоит большой замок; у ворот замка сидит страшный дракон; на переднем плане появляется то, что должно означать храбрый корабль с большим флагом сверху, но что из-за леса копий, наполняющих этот корабль, гораздо больше похоже на дикобраза; у основания копий красуется множество маленьких круглых «о». Они изображают головы Эмиаса и его сотоварищей, которые собираются убить дракона и освободить красавицу, обитающую в заколдованной башне.

Чтобы рассмотреть это чудо искусства, все мальчики склонили головы над пюпитром. Они чувствовали себя в полной безопасности, так как Виндекс по привычке откинулся на спинку кресла и спал сном праведным. Но когда Эмиас по специальному наущению злого духа, преследующего всех выдающихся художников, умудрился, пренебрегая перспективой, примостить на рисунок утес, на котором стоял живой портрет Виндекса — нос, очки, халат, — держащий в руке занесенный хлыст, с вылетающей изо рта пчелой, кричащей вслед беглецам: «Вернитесь обратно», в то время как такая же пчела отвечает ей с лодки: «Прощай, учитель», — толкотня и хихиканье настолько усилились, что цербер проснулся и сурово спросил:

— Что за шум вокруг?

Ответа, разумеется, не последовало.

— Вы, конечно, Лэй! Встаньте, сэр, и покажите мне ваше упражнение.

Но Эмиас не написал ни слова из своего упражнения. Он как раз собирался нанести последний штрих на портрет мистера Браймблекомба. А посему, к удивлению всех присутствующих, Эмиас ответил:

— Все в свое время, сэр! — и продолжал рисовать.

— В свое время, дерзкий мальчишка?

Но Эмиас продолжал рисовать.

— Подойди сюда, бездельник, или я спущу с тебя шкуру!

— Подождите немного, — ответил Эмиас.

Старик вскочил с линейкой в руках, устремился через класс и узрел самого себя на роковой доске.

— Что у тебя тут, негодный? — и, ринувшись на жертву, он поднял палку.

Тогда с веселым и невозмутимым видом поднялась с парты огромная фигура Эмиаса Лэя, который был на голову выше своего учителя, и та же доска опустилась на плешивую макушку сэра Виндекса Браймблекомба с таким сокрушительным ударом, что и доска и башка треснули одновременно. Бедный педагог свалился наземь и лежал замертво. Эмиас вышел из школы и спокойно пошел домой. Поразмыслив немного, он пришел к матери и заявил:

— Мама, я разбил голову учителю.

— Разбил голову, злой мальчик! — воскликнула бедная вдова. — Зачем ты это сделал?!

— Не знаю, — сокрушенно ответил Эмиас. — Я не мог удержаться. Она была такая гладкая, плешивая и круглая, — вы понимаете…

— Я понимаю. О, злой мальчик! Ты, может быть, убил его, негодный? Умер он?

— Не думаю, чтобы он умер; его макушка издала слишком сухой звук. Но не лучше ли мне пойти и рассказать все сэру Ричарду?

Бедная мать, невзирая на весь страх, с трудом могла удержаться от смеха, при виде совершенного хладнокровия Эмиаса (что было не из последних способов проявления его нахальства) и, чувствуя, что не в силах с ним справиться, по обыкновению послала его к крестному. Эмиас повторил свой рассказ. Затем сэр Ричард спросил:

— Что же он собирался сделать с тобой, молодчик?

— Ударить меня, потому что я не написал своего упражнения, а вместо того нарисовал его портрет.

— Так твое искусство испугалось побоев?

— Ничуть — я слишком привык к ним, но я был занят, а он так отчаянно торопил меня. И если бы вы только видели его плешивую голову, вы бы и сами ее разбили!

Сэр Ричард двадцать лет тому назад на том же месте — почти при тех же обстоятельствах — разбил голову отцу Виндекса Браймблекомба, своему школьному учителю. Следовательно, он мог руководствоваться собственным опытом.

— Послушай, Эмиас, кто не умеет слушаться, никогда не сумеет управлять. Если ты сам не можешь подчиниться дисциплине сейчас, ты не сможешь заставить подчиняться ей полк или экипаж, когда вырастешь. Согласен ли ты со мной, молодчик?