Бруно Травен - Корабль мертвых. История одного американского моряка Страница 50

— Это верно. Три с небольшим.

— Так зачем ее топить?

— Ее строили для далеких плаваний в Восточную Азию и Южную Америку. Но с детства у нее нелады со здоровьем. Она должна была делать двенадцать узлов, не меньше, это было главным условием, но когда «Императрица» сошла со стапелей, оказалось, что она от силы делает четыре с половиной узла в час. Вот все, на что она способна. На такой далеко не уйдешь.

— Но ведь можно перестроить ее.

— Пытались. У нее какой-то врожденный порок. От всех переделок ход ее становится только хуже. Ее выгоднее утопить, чем пользоваться ею. Компания Ллойда хотела бы вернуть затраченные на красавицу деньги, понимаешь?

— И что? Теперь она ляжет прекрасным боком на дно?

— Обязательно. Это уже пытались сделать. Дважды. Но она полная неудачница. В первый раз «Императрицу» посадили на мель, казалось, так надежно, что в Глазго подняли бокалы за ее упокой. Но грянул шторм, и красавицу снесло с мели. Под музыку шторма, как пишут в газетах. И красавица спокойно поплыла. Три узла в час, но ведь поплыла. У нее скипетр в руке, она императрица. А незадолго до того, как мы пришли сюда, «Императрица» напоролась на подводные камни. Тут уж застряла по-настоящему. Шкипер поднял флаг, чтобы замазать глаза собственным матросам. Поднял флаг и скомандовал спускать шлюпки и уходить. Все вроде шло, как надо, но тут рядом появился французский патрульный катер. С него просигналили: «Держитесь, помощь идет!» Шкипер психовал, как не знаю кто. Он ведь уже успел сделать соответствующие записи в вахтенный журнал. Не знаю, как он сумел привести журнал в порядок. Пришли три буксира и стащили красавицу с камней во время прилива. Не получила она ни царапинки, а ведь надо оплачивать расходы по спасению. С ума с ней сойдешь! Если не получится и в третий раз, шкипера просто выгонят. Страховая компания проведет собственное расследование и все поймет. Тогда «Императрицу Мадагаскара» поставят в сухой док, а шкипера выгонят.

— Какого же черта она торчит здесь?

— Не может выйти. Нет кочегаров.

— Да ну. Я им предлагал себя.

— У тебя есть документы?

— Нет, конечно.

— Ну вот видишь. Зачем ты шкиперу без документов? Он должен сохранять достоинство, хороший вид. Случайные бродяги могут навести суд на подозрение. Страховая компания устроит шум, если докопается, что на борту «Императрицы Мадагаскара» были одни живые мертвецы. Нет, им нужны люди с бумагами. Когда красавица напоролась на камни, на ее кочегаров вывалился горящий уголь из топок. Они теперь в больнице, им повезло.

— Но они же выйдут из больницы?

— Не будь ослом, — сказал датчанин, наливая мне еще одну кружку кофе. — Этих ребят на борт «Императрицы» больше не заманишь. У них шанс уволиться вчистую, получить заработанные деньги. У них ведь документы в порядке.

— Тогда почему красавица не уходит?

Датчане рассмеялись.

— Они воруют людей.

— О чем это вы?

— Они воруют людей, что тут непонятного? Они не могут принять тебя на борт, но они могут тебя украсть. Да, да, так заведено на борту такой элегантной красавицы. В следующий раз не рискуй, Пипип, не ходи по пирсу рядом с «Императрицей». Дадут по голове и затащат на борт.

Я кивнул.

Я все понял.

По сравнению с этой чудесной белоснежной шлюхой наша «Йорика» выглядела глубокоуважаемой дамой. Неважно, что она закопченная, черная, неважно, что она давно забыла о краске. Она почтенная дама. До мозга костей. Я чувствовал, что почти люблю ее. Да, да, «Йорика», готов в этом признаться. На руках у меня отбитые черные ногти, такие же на ногах. Меня покрывают синяки и ссадины, но все это ради тебя, «Йорика». Ногти вырастут, синяки сойдут, останутся на коже пятна от ожогов, но это все чепуха, я ведь получил эти отметины от тебя, «Йорика». Твое сердце не умеет лицемерить. Твое сердце не знает слез, потому что ему не до плача. Когда ты смеешься, любимая, смеется твоя душа, смеется весь корпус, все трубы, все смеется. А когда ты плачешь, тебе вторят даже рифы, мимо которых ты проходишь, оставляя за собой грязный след. Нет, любимая, я не оставлю тебя ради таких подозрительных красавиц, как эта «Императрица Мадагаскара». Хочу странствовать, петь, плясать, обжигать руки и, если уж придется, уснуть навечно только вместе с тобой. Пусть мой последний вздох смешается с твоим, моя чудесная морская цыганка. Ты не важничаешь своим прошлым, не коришь им нас, хотя твоя родословная подробно расписана в служебных бумагах Ллойда. Твои чудесные вонючие лохмотья сладко развеваются по ветру. Закрывая морской нам горизонт, ты танцуешь на волнах вместе с нами и под вой урагана распеваешь свою морскую цыганскую песню.

Книга третья

Остынь, девчонка, не рыдай,

На мертвом корабле я, знай.

Прощай, чудесный Новый Орлеан,

Солнечная Луизиана.

45

Хочешь удержать жену, забудь про обожание.

Что-то уж слишком резко вспыхнула во мне любовь к «Йорике».

Правда, если наслушался страшных историй о похищении невинных людей, а в кармане у тебя банка с молоком и пакет с датским маслом, трудно отделаться от любовных мыслей, чумазая девушка в лохмотьях начинает казаться тебе самой лучшей на свете. Все равно было что-то подозрительное в такой внезапно вспыхнувшей любви. Что-то тут было не так. Мы таскали золу в кадках, задыхаясь от духоты. Но любовь к «Йорике» сжимала мне сердце.

— Пойдем подышим, — сказал я Станиславу, когда мы вернулись в кубрик. — Хочется походить по земле. Побродим у воды, там прохладнее. А потом вернемся и спать уляжемся прямо на палубе.

— Точно, Пипип, — согласился Станислав. — В кубрике в такую душную ночь не уснешь. По дороге заглянем на голландца, видишь, вон торчит его труба. Может, встретим кого знакомого.

— Ты хочешь есть?

— Нет. Но не мешало бы найти кусок мыла или полотенце.

Не спеша мы сошли с «Йорики». Быстро темнело. Лампы светили там и тут, но светили слабо. Из темноты сладко подмигивали нам засыпающие корабли, на которых уже никто не работал.

— Дерьмовым табаком угостили нас норвежцы…

Я не успел развить мысль. Сильный удар свалил меня на землю. Я увидел поворачивающегося Станислава, и все сразу исчезло. Правда, ненадолго. Так мне показалось. Я попытался вскочить и ударился головой о низкий деревянный потолок. Что за черт? Где я? Руки упирались в переборку, она мелко подрагивала. Где я? Как попал сюда? Голова кружилась. Я опять потерял сознание, но потом очнулся. По дрожащей переборке я, наконец, понял, что нахожусь в кубрике неизвестного корабля и он явно уходит в море. Кулаками я ударил в переборку, потом стал бить по переборке ногами, и тогда люк откинулся и сверху в глаза мне ударил сноп света.