Александр Грачёв - Падение Тисима-Ретто Страница 62

Нелегко было пробираться поручику Гото со своим отрядом сквозь дремучие заросли курильского бамбука сменяющиеся то мелким непролазным разнолесьем, то крутыми распадками с осыпями и завалами камней по дну. Около часа шел отряд, а до осыпи, названной в радиограмме, оставалась еще половина пути.

Но вот радист снова принял радиограмму. На этот раз пост сообщал, что он слышал тарахтение дизеля баржи и что русский, вероятно, тоже услышал его: он покинул свое убежище и уходит к востоку, в глубь острова, огибая с юга названную раньше осыпь.

Около полудня отряд обогнул осыпь, пересек небольшую долину, поросшую почти непроходимыми зарослями бамбука, шеломайника и кислицы, снова взобрался на невысокую горную гряду, а до русского все так же было далеко: он уходил теперь на северо-восток, в сторону вулкана Хатараку. Под вечер беглец опять сменил курс и пошел на юго-восток — все дальше в глубь острова.

Сумерки застали отряд поручика Гото километрах в двадцати к востоку от берега и километрах в пятнадцати к югу от вулкана Хатараку, среди невообразимых дебрей. Поручик Гото не разрешал разводить костров, и смертельно усталые солдаты, как и он сам, после короткого ужина, состоявшего из консервов и сухих галет, повалились прямо в траву и моментально уснули. Бодрствовал лишь часовой, да поручик Гото то и дело просыпался. Он был охвачен нетерпением и все спрашивал у радиста, не было ли новых радиограмм. До утра ни одной радиограммы не поступило. Поручик Гото решительно не знал, что ему делать, в какую сторону направить дальнейшие поиски. До полудня отряд вертелся на одном месте, и Гото в бешенстве наседал на радиста, обвиняя его в том, что он невнимательно слушает. А когда он обнаружил, что солдат-радист, несмыкавший глаз вторые сутки, в полдень уснул, положив голову на аппарат, то с ожесточением стал избивать его кулаками.

Но все было напрасно, связь потерялась окончательно. Только во второй половине дня у поручика Гото возникла страшная догадка: не стал ли он жертвой провокации? Он приказал немедленно построить отряд и, сколько возможно быстро, двигаться обратно к бухте Трех Скал.

Глубокой ночью солдаты во главе со своим незадачливым командиром, все в изодранной одежде и в ссадинах, достигли бухты. Худшие опасения поручика Гото сбылись: баржи не было. На запрос, сделанный по рации на базу — не приходила ли туда баржа, — последовал отрицательный, ответ.

ДЕСАНТ ВЫХОДИТ В МОРЕ

Накануне старший лейтенант Суздальцев проводил десантные учения со своей ротой: решалась задача захвата с моря плацдарма на берегу силами морской пехоты во взаимодействии с корабельной артиллерией. „Бой“ продолжался с полуночи до полудня. Мокрые, смертельно усталые, но, как всегда, шумные и остроязыкие, десантники поздно вечером вернулись в казарму. На вечерней, поверке они уже клевали носами и, как только добрались до коек, вмиг заснули. А их молодой командир еще долго не мог уснуть в эту ночь.

Не столько беспокоили ошибки в действиях роты, — а их было немало, — сколько поведение некоторых десантников из числа „необстрелянных“, недавно переданных Суздальцеву из других подразделений. „Водобоязнь“ — трудная болезнь молодых десантников, а в бою — это гибель. Этой болезнью страдало, по грубым подсчетам, около тридцати человек. Прыгнет в воду такой „моряк“, а там глубина — с головой, вынырнет с ошалелыми глазами и кричит: „Тону!“ Его уже тащат к берегу, а он бросает оружие и стремится к кораблю. Именно такой эпизод произошел сегодня с рядовым Никитой Ступиковым.

Только после того, как Суздальцев выписал себе фамилии всех страдающих „водобоязнью“ и составил план дополнительной их тренировки, он мог, наконец, уснуть.

И вот будят: война! Война с Японией! И первая мысль, которая пришла в голову одевавшегося Суздальцева, — непременно найти и наказать тех, кто варварски уничтожил „Путятина“ и его пассажиров.

В казарме — гул. „Старички“, — те, кто вместе со своим командиром прибыл с Запада, — в центре внимания роты. Это не митинг, нет, просто громкий разговор о том, как действовали десантники в Финляндии и Норвегии. Если вчера эпизоды из рассказов об этих действиях Никита Ступиков и Иван Твердохлебов пропускали мимо ушей, то теперь они ловят с открытым ртом каждое слово, а глазами едят рассказчика комсорга Федю Валькова.

— Ну, а дальше-то, дальше-то как было?

К Суздальцеву десятки вопросов. Что он может ответить? Пока нет приказа, будем заниматься боевой учебой. Лица бойцов потускнели.

— Этак мы и харчи не отработаем? Четыре года казенный хлеб едим!

Кто это? Суздальцев смотрит через головы и видит смеющееся лицо рядового Анисимова, вихрастого богатыря, очень ладного и красивого моряка, одного из самых исполнительных и дисциплинированных бойцов. Хотел ругнуть его Суздальцев, но уж больно чистосердечно прозвучал его голос.

— Потерпите, товарищ Анисимов, немного осталось есть даровой хлеб.

Приказал построить роту. Долго разбирал ошибки вчерашних учений, потом взялся за „водобоязливых“. Перечислил их фамилии и приказал им готовиться к занятиям.

— Я сам буду тренировать вас, — объявил он, по привычке хмуря черные брови.

И Суздальцев тренировал их по два, по три часа каждый день. В конце концов они перестали бояться воды, а Ступиков даже первым добирался до берега. Выявились двое, которые почти не умели плавать. Один — молодой, с румяным лицом девушки и красивыми глазами, Анатолий Козорезов, другой — Архип Гришко. Козорезов старался изо всех сил, но у него почему-то тонула голова и всплывал зад, а Гришко, похоже, симулировал. На воде он держится уверенно, а стоит нагрузить на него автомат и два диска с патронами, как он сразу же делает вид, что захлебывается. И вообще не нравился Суздальцеву рядовой Гришко. Узнал старший лейтенант этого крупного, похожего на битюга солдата недавно, а уже успел заметить, что тот ленив, лукав и жаден: табаку на закрутку никому не даст. Говорят, прежде он служил в хозяйственном взводе при какой-то армейской части и к боевым условиям не привык. Чувствовал Суздальцев, что трудно с ним будет в бою.

В ротной канцелярии старший лейтенант получил от писаря телефонограмму: по возвращении с занятий немедленно явиться в штаб. Тайная надежда на то, что речь идет о настоящем деле, оправдалась: поступил приказ готовить десант на Курилы.

Суздальцев поздно вернулся в роту. Хитрые улыбки десантников говорили о том, что солдаты догадываются о приказе. Морские пехотинцы сидели уже с вещевыми мешками.

Посадка на корабли началась на следующий день поздно вечером. Роте Суздальцева было отведено небольшое десантное судно первого эшелона. Пока старший лейтенант ходил к командиру судна представляться и согласовывать порядок посадки, в роту прибыл командующий, десантными войсками. Сбегая по сходне на причал, Суздальцев узнал его по голосу. Командующий говорил кому-то: