Марина Белоцерковская - Леди удачи. Все пути… Страница 97

— Сударыня! Вас желают видеть.

Так, молодец! А теперь спрячь свою багровую мордуленцию и чеши скорей за кулисы, не то зрители подумают, что ты подавилась собственным языком. Ксави вновь скосила глаза на кулисы и с тревогой убедилась, что, кроме Степана и Тихона, там по-прежнему никого нет.

«Да где же она?!», — уже в панике подумала Мари и машинально на реплику Натальи Алексеевны: «Вы с ним знакомы?» ответила:

— Еще бы, особенно когда он на месте.

Царевна взглянула на нее с удивлением. Фрося же, не в силах отойти от раз и навсегда затверженного текста, хлопнула ресницами, но тем не менее поехала дальше по накатанным рельсам:

— Проси, проси!

Ульянка, взопрев от осознания собственной значительности, уползла со сцены, а Ксави, отбарабанив очередную реплику Маскариля, вновь принялась гипнотизировать правую кулису. Наступила пауза. Наталья Алексеевна встревоженно проследила за озабоченным взором Мари. Глаза ее расширились — она заметила, что Джоанны нет. Ксави с холодным отчаянием обвела взглядом зал и уже с бессилием обреченного услышала слова Като:

— Вот он.

Секунду Маскариль-Ксави и Като-царевна беспомощно глядели друг на друга. Потом Ксави сглотнула и, оттягивая катастрофу, промямлила:

— Да-а, сударыни, он сейчас войдет, мой лучший друг, виконт Жодле… Ей-богу, войдет, — она с надеждой покосилась на кулису. Там ничего не изменилось. — Мы ведь давно знакомы, знаете ли…

Господи, что говорить-то?!! Эх, была не была! Ксави судорожно вдохнула и пошла шпарить подряд текст как Маскариля, так и Жодле, стараясь не смотреть на ошарашенные лица партнерш:

— Да не удивит вас виконт своим видом; он только что перенес болезнь, которая и придала бледность его физиономии. Это плоды ночных дежурств при дворе и тягостей военных походов. Известно ли вам, сударыни, что вы видите… то есть… увидите сейчас лихого рубаку…

В таком духе она неслась по пьесе, не сбавляя аллюра и забывая делать паузы для реплик Като и Мадлон. Впрочем, те вряд ли могли ей чем-нибудь помочь, настолько они были деморализованы. Ксави же с ужасом почувствовала, что, того и гляди, пьеса закончится, и вдруг с удивлением обнаружила, что обращается к Мадлон со словами:

— А вы знаете, что виконт знаком с самой королевой?

На что вконец растерявшаяся Фрося ответила:

— Чево?

— Да-с! — убежденно подтвердила свой демарш Мари и твердо решила больше не давать Фросе слова. — С самой королевой Анной Австрийской! Именно, и даже более того!

Упала тишина. Но вдохновение отчаяния придало Ксави новые силы, и она взяла с места в карьер:

— Виконт в те времена был влюблен (так, чисто платонически) в одну даму. А эта дама была подругой самой королевы. И вот однажды кардинал Ришелье, который ненавидел королеву, которая отказала ему в его домогательствах, предложил королю устроить бал, на который королева должна была явиться непременно в алмазных подвесках, которые ей когда-то подарил король, и которые королева подарила в свою очередь одному англичанину по имени Бэкингем, потому что любила его! — Ксави со всхлипом втянула в себя воздух и, стараясь не думать о последствиях и мысленно прося прощения у классиков, понеслась дальше.

Она уже погрузилась в такие пучины отчаяния, что совсем перестала обращать внимание на свой язык. А тот, за многие годы тренировки обретший способность действовать самостоятельно, продолжал крайне вольно пересказывать «Три мушкетера». Какая-то часть сознания Мари удивлялась тому благожелательному вниманию, с которым воспринимался слушателями весь этот бред. Весь же остальной разум был занят просчитыванием шансов Ксави очаровать сразу двух «жеманниц», а в эпилоге получить колотушки сразу от двух «господ», если Жодле так и не появится до конца пьесы. Но, Бог мой, что могло произойти с Джоанной?!!

Видимо эти мысли настолько охватили Мари, что ее блудливый язык начал выводить что-то совсем несуразное:

— И вот, когда герцог Бэкингем призвал к себе ювелира, он велел запереть его за кулисами с двумя актерами и приказал изготовить еще два подвеска, иначе меня убьют тут же по окончании всего действа…

Когда Ксави добралась до убийства Констанции и уже подумывала, не порешить ли заодно и злосчастного виконта Жодле, на сцену, поправляя пышный парик, вылетел запыхавшийся виновник всего этого безобразия. Мари со слезами счастья на глазах рухнула на грудь «виконту», ошеломив его сообщением:

— О, мон шер, как я счастлив тебя лицезреть, чтоб ты сдох! Я уже рассказал нашим терпеливым хозяйкам всю историю твоей любви к бедной Констанции Бонасье!.. — и прошипела на ухо Джоанне, слегка помятой в результате столь рьяных проявлений чувств: — Еще пять минут, и мне пришлось бы приниматься за «Графа Монте-Кристо», мармазетка[109] ты малярийная!

— Был вызов Центра! У них ЧП! — быстро шепнула Джоанна и, выскользнув из объятий Ксави, включилась в действие.

Мадлон и Като сбросили оцепенение, в которое их повергло красноречие Мари, и с облегчением переглянулись. Пьеса двинулась дальше. Зрители внимали.

И только в первом ряду один важный господин в напудренном парике, склонившись к уху своего соседа, вполголоса заметил:

— Il est étrange! S'est petit scéne amusant n'etait pas lorsque j'ai vu s'est pièce a Paris en automne![110]

На что сосед рассеянно ответил:

— Oui![111] — и захохотал, не отрывая взгляда от сцены.

Глава 57

Пришейте к подушке куриную голову. Пришили? А теперь объясните — зачем вы это сделали.

— Преизрядный успех, преизрядный! — Наталья Алексеевна стремительно вошла в горницу, где с мрачными лицами переодевались иноземки. — Пошто хмуритесь, милые? Давно на тиятре не бывало такого. Смотрельщики и посейчас ладони бьют. Гости языками цокают. А дамы-то наши и вовсе ополоумели — подавай им в кавалеры актеров, что Жодлея с Маскарильей представляли, и всё тут! Пришлось их охолонуть, сказать, будто бы кавалеров французских представляли комедианты нищие немецкие, студиозусы. А боле всего по душе пришлась гиштория Маскарилева о королевских подвесках. Констанцу бедную, ох, как жалко! Вот только… — царевна подняла на слегка ошарашенных девушек вопросительный взгляд, — в пиесе-то, кажись, никаких алмазов не было?! Да и дев отравленных тоже?!

И тут Наталья Алексеевна с удивлением обнаружила, что подруги лежат на лавке, изнемогая от хохота.

— Экспромт! — выдавила из себя Ксави.

— Что-что? — царевна, воздев брови, в полном недоумении смотрела на девушек.

— Вы ее не слушайте, Наталья Алексеевна, — первой пришла в себя Джоанна. — Просто у меня живот схватило от волнения, так Ксави пришлось выкручиваться, пока я в нужном чулане сидела. Это она все выдумала.