Отто Гофман - Опасности диких стран Страница 29

— Берегитесь засады! Стой!

Больше он не мог произнести ни слова, потому что сторож схватил его за горло, высоко подняв над ним нож, и, казалось, готов был воткнуть его в грудь. Но Роланд все-таки заметил, что крикнул не напрасно: кентуккийцы вдруг остановились и соскочили с лошадей, которых один из молодых людей увел немедленно за хребет горы. Том Бруце поднял свое оружие, указал рукой на засаду дикарей и закричал своим спутникам:

— Ну, господа, — пленные женщины и краснокожие дикари там! Сражайтесь во славу Кентукки и на радость женщинам! Пусть каждый стреляет в какой-нибудь куст, и каждая пуля пусть попадет в краснокожего. Выгоним этих бестий из их засады!

Ответом на эту речь было громкое ликование молодых людей, которые сразу же исполнили приказание молодого предводителя. Они разделились, а индейцы, как только заметили это, выстрелили шесть или семь раз, недалеко от Роланда, не принеся никакого вреда.

— Вот они где, собаки! — закричал Том и побежал со спутниками в ближайшие кусты. — Покажите им свое мужество!

— Длиннонож — большой дурак! — закричал старый дикарь, стороживший Роланда, и с этими словами быстро удалился, оставив Роланда одного.

Борьба, начавшаяся теперь, представляла для Роланда что-то совершенно новое, особенное. Во всех стычках, в которых ему приходилось участвовать раньше, враждебные отряды стояли открыто друг против друга, лицом к лицу. Здесь же никто не видел своего врага, но обе стороны лежали, спрятавшись в траве, и так старательно скрывались за кустами и скалами, что только по случайному выстрелу можно было заметить их присутствие. Кроме того, здесь каждый сражался за себя, тогда как в сражениях белых обыкновенно масса стояла против массы, и воины, поддерживаемые своими товарищами, черпали постоянно новое упование, новую отвагу. Роланд полагал, что при таком бое, как начинавшийся, ни одной из сторон не могло быть нанесено большого вреда.

Но вскоре он увидел, что ошибается. Сражавшиеся подползали друг к другу все ближе и ближе, старательно скрываясь, и выстрелы, которые прежде были довольно редки, теперь раздавались все чаще и чаще. Ликование индейцев или лихой воинственный крик одного из кентуккийцев доказывали по временам, что пыл быстро разгорался с обеих сторон. В то же время Роланд заметил, что обе стороны вытянулись в одну широкую линию, и заключил из этого, что кентуккийцы остерегались показать тыл, а наоборот, решили стать с противником лицом к лицу.

Таким образом, сражение продолжалось несколько минут. Наблюдая за ним, Роланд испытывал неимоверное душевное страдание, ему было не все видно и сам он не в силах был вмешаться в битву, от исхода которой зависела его судьба.

Вдруг три индейца, увлекаемые яростью и жаждой крови, выскочили из своей засады и напали на кентуккийцев с громкими криками. Роланд задрожал: он боялся, чтобы эта смелая выходка не была началом нападения всего отряда индейцев, который в таком случае, без сомнения, победил бы своих малочисленных противников. Но молодой капитан ошибся: как только медно-красные лица дикарей показались из травы, в них выстрелили одновременно из трех ружей. Каждый выстрел нанес осмелевшим противникам удар: двое из них упали на месте мертвыми, а третий, дико размахивая топором и шатаясь, сделал еще несколько шагов вперед, но тут же упал, испуская дух. Громко возликовали кентуккийцы и не упустили момента благоприятного, чтобы воспользоваться своим успехом.

— Да здравствует наше старое Кентукки! — радостно закричал Том Бруце. — Еще раз, товарищи! Зададим им хорошенько и освободим слабых женщин!

Голос друга, раздавшийся на таком близком расстоянии, наполнил сердце Роланда надеждой, и, не обращая внимания на индейцев, он громко закричал о помощи.

Но его крик был заглушен диким, бешеным ревом, которым индейцы выражали свое горе и ярость по поводу гибели трех своих товарищей. Гнев ослепил их настолько, что они совершенно забыли о своей прежней осторожности. Все они, как будто понукаемые каким-то толчком, выскочили из своих засад на свободу и кинулись с пронзительными воплями навстречу кентуккийцам. Но каждый кентуккиец наблюдал за противником, и когда раздались выстрелы, индейцы все снова поспешно попрятались в траву и кусты. С обеих сторон стреляли теперь непрерывно, особенно кентуккийцы: подбодренные первым успехом, они выступали все храбрее и храбрее вперед, подвергая себя опасности только в крайнем случае.

Надежды Роланда все более и более росли, и его прежние опасения исчезли совершенно. При том живом участии, которое он, как наблюдатель, принимал в сражении, он совсем забывал о боли, причиняемой ему оковами, глубоко врезавшимися в тело, и бодрое «ура» сражавшихся товарищей благотворно действовало на него. Он слышал, как Том Бруце закричал, стараясь перекричать шум сражения:

— Ну, товарищи, выпустим еще по заряду, а там — за палицы, ножи и топоры!

Казалось, что тяжкие потери, постигшие индейцев на первых порах, решили сражение в пользу кентуккийцев: Роланд заметил, как индейцы начали медленно отступать к своей прежней засаде. Восклицание Тома Бруце должно было положить конец сражению, так как звучало с несомненной уверенностью в победе:

— Скорее, друзья мои! — услышал Роланд снова его голос. — Нападем теперь с заряженными ружьями!

В эту минуту крайней решимости, когда Роланд уже не сомневался в благополучном исходе сражения, произошел случай, сразу изменивший положение дел и отнявший у храбрых кентуккийцев возможность привести в исполнение свое смелое, мужественное намерение.

Едва успел Том Бруце проговорить эти слова, как из соседнего куста раздался еще более пронзительный голос, проревевший кетуккийцам:

— Так, так… верно! Разрази меня гром, а потом и их, собак, с зубами и когтями, злодеев и убийц! Дайте-ка собакам попробовать вашей стали? Кукареку! Кукареку…

При этом крике, раздавшемся так неожиданно, Том Бруце посмотрел назад и увидел лицо Ральфа Стакполя, который только что расчистил себе дорогу сквозь низкий орешник. В смущении смотрел Бруце на конокрада, и храбрость его, до сих пор такая отчаянная, уступила место удивлению и страху: он думал, что Ральф давно повешен, и вдруг теперь услышал его столь знакомый голос, наполнивший его сердце суеверным страхом, и юноша забыл и свою роль, и положение спутников и дикарей, — все, кроме того факта, что ему встретился дух повешенного.

— Небо и земля! — вскричал он. — Ральф Стакполь!

С этими словами, в смятении пустился он в бегство и направился прямо к неприятелю, но вдруг пуля, едва он сделал шагов десять-пятнадцать, сбросила его на землю.