Андрей Цепляев - Источник (Долг) Страница 3

— Но ведь мой настоящий отец был дворянином, — возразил Альвар, удивленный вопросом Хуана. — Не знаю, какими мотивами он руководствовался, отрекаясь от собственного сына. Возможно, под угрозой была его честь или даже жизнь. Одно я знаю точно. Он любил меня.

— Почему ты в этом так уверен?

— Человек, для которого новорожденный ребенок не дороже паршивого гальго[3] не станет вручать его в руки уважаемому приору доминиканской обители. Тем не менее, мне кажется, отец хотел бы видеть меня в числе воинов.

— Уверен? Ты должен знать, на что идешь. Дон Антонио, похоже, тебе покровительствует. Если так, то после этой миссии твоя жизнь может измениться.

— Я готов ко всему, кроме пострига. Ведь не обязательно жить в монастыре, чтобы молиться Богу?

— Так тому и быть, — заключил Хуан и, заметив, что Альвар безостановочно барабанит пальцами по коленке, спросил: — Тебе страшно?

— Да, конечно, — честно признался тот, разглядывая безносого сатира, выглядывающего из-за кроны гранатового дерева. Разумеется, он боялся. Как тут не бояться. Инквизиция вселяла страх даже в сердца закаленных в боях ветеранов, для которых боль и страдания были в порядке вещей.

— Не бойся. Главное не вздумай ему перечить, не задавай вопросы и соглашайся со всем, что он скажет.

— У меня и в мыслях не было…

— Впрочем, тебе лучше вообще помалкивать.

— Я так и поступлю, — заверил учителя Альвар и, подумав, добавил: — А вы встречались с инквизитором раньше?

— Много лет назад видел во время аутодафе в Толедо. Говорят, с тех пор он избегает публичных выступлений. Даже при дворе его бояться и ненавидят. Даже наш король опасается его.

— А папа?

— Довольно! Во имя святого Франциска, ты задаешь слишком много вопросов. Не думаю, что нам следует его бояться. Изгнание евреев должно было поднять ему настроение. В любом случае инквизиции мы потребовались не для дознания.

Альвар открыл рот, собираясь спросить, правда ли, что великий инквизитор способен читать мысли грешников, но не успел. Большая дверь в патио отворилась. Вошла элитная стража Томаса Торквемады — группа латников, облаченная в узорчатые доспехи, вооруженная протазанами и арбалетами. Воины рассредоточились по саду вокруг гостей и замерли в ожидании господина. Прошло некоторое время, прежде чем в патио твердой походкой вошел человек. Это был мужчина преклонного возраста с тщательно выбритым лицом, пухлыми щеками и широким мясистым носом. Волосы на макушке выбриты по кругу согласно монастырскому обычаю. На полном теле неброская, но добротно сшитая ряса. На груди крест.

Хуан и Альвар преклонили колени. Каждый по очереди поцеловал золотой перстень инквизитора украшенный крупным рубином. Торквемада заговорил с гостями мягким, почти отеческим голосом, попросив Хуана остаться с ним наедине. Тут же два латника вывели Альвара из патио в коридоры и закрыли дверь.

Альвар почувствовал, как страх уходит, уступив место благодатному ощущению спокойствия, какое приходит в церкви. Тысячи людей разных сословий от крестьян до аристократов были замучены и сожжены с дозволения этого церковника. Его называли «молотом еретиков», но сам он производил впечатление мирного и рассудительного человека. Если бы не задумчивый взгляд, полный мрака и печали, Альвар ни за что не поверил бы, что перед ним тот самый «дьявол в рясе».

Долго ждать не пришлось. Хуан вышел в сопровождении латников, которые любезно отвели гостей в конюшни. Мэтр не выглядел испуганным или растерянным. Более того, после разговора с Торквемадой он заметно приободрился, словно тот отпустил ему грехи.

Пересекая тракт верхом, Альвар обратился к молчащему наставнику, надеясь удовлетворить любопытство:

— Что вам сказал инквизитор? Он попросил вас о чем-то?

— За этим нас и потребовали, — сухо отозвался Хуан. — Ты хочешь узнать, какая миссия поручена гильдии сейчас?

Альвар кивнул.

— Все что я тебе скажу, должно остаться между нами. Ты в некоторой степени тоже несешь ответственность, благодаря нашему общему знакомому дону Антонио. Держать от тебя в тайне цель кампании было бы опасно, в первую очередь потому, что тебе придется меня прикрывать.

— Я должен буду убить кого-то? — забеспокоился Альвар. До сих пор ему не приходилось проливать кровь.

— Нет. Это сделаю я. Нам надлежит немедля отправиться в Палос-де-ла-Фонтеру и устранить Христофора Колумба.

— А кто он такой? Очередной марран[4]?

— Обыкновенный генуэзский моряк, получивший место при дворе ее величества. Торквемада обеспокоен вредоносным влиянием, которое Колумб оказывает на нашу королеву.

— Изабелла Кастильская и простой моряк? — улыбнулся Альвар. — Сдается мне, тут замешана политика… или чувства.

— Выбрось это из головы, мальчик! Она у тебя не для того, — осадил фантазера Хуан. — Гильдия не вникает в дела клиентов. Всю работу я выполню сам. Ты будешь ждать меня с лошадьми за городскими воротами.

— Но я думал…

— Мне все равно, что ты думал. Через десять дней корабли генуэзца выйдут из Палоса на запад, и тогда мы нескоро его увидим. Может быть, вообще не увидим.

— Но на западе ничего нет, кроме англичан.

Хуан тяжело вздохнул и подстегнул своего скакуна. Путь был неблизкий, а лошади уже начинали уставать; так же как и он уставал от болтовни Альвара.

Сидя на скамье в патио Альвар услышал, как открывается дверь. За спиной раздались шаги. Глядя на безобразного сатира, он вспомнил последние детали их с Хуаном миссии. 3 августа Христофор Колумб отплыл на запад, а через семь месяцев вернулся с великим открытием, потрясшим всю Испанию. Самому Альвару Диасу не было до этого никакого дела. Миссию они с треском провалили. Загнанный жеребец Хуана споткнулся неподалеку от Палоса и сломал шею. Сам наездник пролежал без сознания весь день и на рассвете мог только проследить за силуэтами трех каравелл, на одной из которых уплыл «клиент».

Через неделю Хуан де Риверо погиб в схватке с пятью итальянцами, по слухам, успев смертельно ранить троих из них. Все что осталось от него теперь лежало у Альвара на коленях. Гарда этой крепчайшей шпаги была щедро покрыта бороздами и царапинами, красочнее слов демонстрируя, что оба обладателя с достоинством ее использовали. Разве что в те годы, когда клинком владел его гуманный учитель, следов этих было поменьше.

За кустами раздались мягкие шаги. Альвар встал, поправил шпагу и поприветствовал поклоном дона Антонио де Вентуру, явившегося за ним из покоев кардинала.